Уна заморгала и закачала головой:
— Когда лоб свой брили? — парировала она, давая понять, что не верит слепцу. — Вы, конечно, понимаете, что это абсурд? Кто бреет лоб? — обратилась сыщица к инспектору.
Полицейский глубоко задумался, почесывая белым пальцем свой бледный подбородок.
— Я уже не знаю, чему верить, — ответил Уайт и продолжил к большому удивлению Уны, — Все свободны!
— Как? — завопила сыщица, вскочив на ноги. — Как это все свободны? Вы позволите преступнику, напавшему на моего дядю, преспокойно уйти отсюда?
— У меня нет достаточных оснований, чтобы кого-то задерживать, — объяснил инспектор. — Но я отдам приказ, чтобы констебль Траут занял пост у Железных Врат и проследил, чтобы никто не удрал с Темной улицы, пока убийца не будет пойман.
Постовой у двери продолжал увлеченно читать роман и полностью игнорировал все происходящее. Поэтому распоряжение инспектора давало Уне малую надежду на положительный исход дела.
— Ну, все, — заключил Уайт, отправившись на выход.
— Но, инспектор, — сделала Уна последнюю попытку, — не думаете ли вы, что есть смысл заключить всех под домашний арест? Например, в том же Маятнике? По крайней мере, пока не выяснится...
Уайт сказал, как отрезал:
— Мисс Крейт, когда вы перестанете совать свой нос в дела взрослых? Идите уже поиграйте со своей птичкой-говоруном и оставьте это дело профессионалам. У нас все под контролем, не так ли, Траут? — обратился он к констеблю.
Постовой перелистнул страничку. Что-то в книге его рассмешило.
— Все свободны! — снова повторил Уайт.
Уна взглянула на Гримсби, который скалился ей в лицо.
— Я оповещу Совет о смерти Волшебника, — добавил инспектор, — и они решат дальнейшую судьбу должности.
— Но Александр может быть жив! — заорала сыщица.
— Отрицание — первая стадия горестных переживаний, — сказал полицейский, покачав печально головой, и снова двинулся к выходу.
Уна лишь смотрела ему вслед. Отполированные до блеска ботинки скрипели весь путь следования до двери, пролегавший через длинный расписной ковер. Белая рубашка буквально слепила глаза в свете горящих вечных лампад.
Разочарование поглотило Уну. Этот человек был насмешкой, одной большой карикатурой на страже закона и порядка. Сыщица опустила глаза и поняла, что полицейский даже улику не забрал с пола.
Она наклонилась, чтобы поднять кинжал.
— Оружие не забудьте, инспектор, — сказала Уна с досадой, протянув кинжал.
Сперва она почувствовала небольшое тепло в руке, которое нарастало с каждой секундой, и вот уже казалось, что клинок вытащили не из пола, а из печного жерла. Пока Уайт доковылял до девушки и протянул руку, эфес уже невозможно было удерживать.
Уна ахнула, выпустив клинок из рук. Как только оружие ударилось об пол, мягко отскочив от ковра, боль прошла. Девушка с удивлением осмотрела обожженную ладонь. Никаких дымящихся пальцев, никакой опалившейся плоти, как у Самулигана. Лишь кожа слегка покраснела. Но тепло оставалось внутри ладони, и это была не игра воображения.
— Какие дурные манеры, — поддел Уну инспектор, наклонившись за оружием.
Уна едва ли слышала его. Повернувшись к эльфу, она растерянно произнесла:
— Я обожглась, Самулиган. Но я почувствовала... Клинок обжег меня...
Глава 12. Внутренний дворик
Запущенный и неухоженный сад во внутреннем дворике Маятника был любимым пристанищем Уны, где можно подумать и побыть в одиночестве. Окруженный со всех сторон высокими стенами усадьбы, он был самым уединенным местечком, которое Уна могла бы найти.
После тяжелого вечера ей необходимо было окунуться в умиротворяющую атмосферу сада, прогуляться вдоль грядок безутешника, травы, которая при свете звезд едва слышно охала, словно дама от неразделенной любви, или постоять у клумбы с желтоцветами, чьи лепестки способны менять окраску, предсказывая погоду.
Это было секретное место, известное только жителям дома, а для Уны — самое лучшее место в мире, где мысли могли просто бродить по холмам и долинам бесконечных тайн, захвативших ее разум.
Девушка пристально рассматривала ладонь, сгибая и разгибая пальцы, словно видела их впервые. Вернувшись мысленно к событиям прошедшего вечера, она вспомнила, с каким безразличием отреагировал инспектор Уайт на то, что клинок обжег ей руку.
Вообще-то всем остальным в гостиной тоже дела не было до жалоб Уны, так они стремились поскорее удрать из Маятника, кроме Адлера Айри, пожалуй, который пристально следил за сыщицей в предвкушении очередного магического трюка. Никто не выказал и капли интереса к тому, что произошло.
Оставшись в компании Дьякона и Самулигана после ухода гостей, девушка задала закономерный вопрос:
— Почему кинжал обжег меня? Я думала, он действует только на фей и эльфов.
Волшебный слуга не нашел, чем объяснить случившееся. Оружие не среагировало на инспектора и не обожгло констебля Траута, которому Уайт вверил улику, чтобы тот доставил ее в участок.
Только Уна и Самулиган стали жертвами неизведанной магической силы оружия, но ладонь девушки пострадала намного меньше, несмотря на то, что продержала она клинок дольше эльфа.
— Я вижу только одно рациональное объяснение тому, почему спокойно держаться за клинок ты не смогла бы, — высказал предположение Дьякон, — существует теория, которой я делился с тобой давеча, о происхождении естественной магии, каковой ты обладаешь. Ее мощь может проистекать из волшебной крови, присутствующей в теле естественных магов в некотором количестве. Гипотеза такова, что многие века назад, еще до закрытия Стеклянного портала, мужские особи из волшебного мира могли порождать потомство совместно с обычными женщинами, затем полукровки все больше смешивались с людьми, так что со временем их потомки утратили признаки магического происхождения. Бессмертие, которым обладают все чистокровные феи, несовершенные человеческие организмы не смогли заимствовать. Но кровь фей сама по себе настолько пропитана волшебством, что его следы не исчезают даже через сотню поколений, а может и тысячу, кто знает... И это, конечно, всего лишь теории.
Уна засомневалась:
— Но если в моих жилах и течет какая-то волшебная кровь, почему тогда родители не обладали такими же силами, как и я? И их родители тоже?
Дьякон пожал плечами:
— Как у родителей, которым медведь на ухо наступил, рождаются пианисты-виртуозы? Как из деревенщин вырастают блистательные танцоры балета? Или появляются прирожденные воины, взращенные на принципах миролюбия в толпе братцев и сестриц? Этого тоже никто не знает. И возможно, это неразрешимая загадка природы.
Уне не нравились неразрешимые тайны. Она остановилась у окраины сада, размышляя под звездным небосклоном о загадке, которая имела ответ — кто покушался на жизнь ее дяди? Но сосредоточиться на деле мешали два инцидента с Исидорой и ее братом-близнецом, произошедшие до того, как они покинули Маятник.
Исидора была такой невыносимой истеричной эгоисткой, если не сказать больше. И шанс узнать ее ближе с этой неприглядной стороны у Уны случился лишь в тот момент, когда так называемая светская барышня измазала лицо Уны грязью и через несколько минут была готова прибить сыщицу вешалкой.
Инспектор Уайт, постовой Траут, Ламонт, Санора и ужасный Гектор Гримсби покинули Маятник первыми. Мисс Айри срочно понадобилась ванная комната, а Уна, Самулиган, Дьякон и Адлер терпеливо ее ожидали у центрального входа.
Уна и Адлер несколько раз встретились взглядом, и всякий раз ощущалась неловкость молчания. Уне хотелось схватить его за поношенный плащ и хорошенько встряхнуть, заставить поклясться, что он не причастен к случившемуся с ее дядей. Но она не могла этого сделать. Адлер был в тот день в музее, и нельзя было исключать, что именно он украл кинжал, чтобы убить Волшебника.
Она пыталась себя убедить, что дядюшка жив, что он в башне. На утро первое, что она сделает, — это найдет способ его оттуда вытащить!