— Он ничего не будет помнить? — осторожно переспросила Мистая.
— Ничего. Так что никакого вреда ему не причинили, верно? — Ночная Мгла погладила девочку по голове. — А что касается отъезда домой, то можешь отправляться хоть сию минуту, если хочешь. — Она помолчала. — Или можешь остаться со мной еще дня на три, а потом уехать. Если ты останешься, я тебе кое-что пообещаю. Я не буду больше просить тебя делать монстров. Я прекрасно понимаю, что тебе это надоело. Ты была чрезвычайно терпелива, а я слишком требовательна. Так что мы с тобой займемся чем-нибудь еще. Что ты думаешь по этому поводу?
Мистая уставилась на ведьму, пораженная неожиданным поворотом событий. Глаза Ночной Мглы снова стали серебряными, мягкими и завораживающими. Мистая вспомнила, как все было, когда они впервые встретились, как жаждала ведьма обучить ее, а она сама стремилась научиться. Девочка вспомнила свой восторг, когда впервые сумела вызвать магию. И почувствовала, что ее злость и недоверие чуть угасают. Ей хотелось продолжить учебу. Хотелось остаться. Не обязательно ехать домой прямо сейчас, не обязательно, если с Щелчком действительно все в порядке и ей не придется больше создавать чудовищ.
— Родители в порядке? — внезапно спросила Мистая.
Ночная Мгла, казалось, была шокирована.
— Конечно, в порядке. Где, по-твоему, я была нынче утром? Превратилась в ворону и слетала в замок Чистейшего Серебра. Все в порядке. Твои отец с матерью живы-здоровы, советник Тьюс защищает их от Райделла, поэтому у нас с тобой есть время закончить твое обучение. И тогда ты будешь готова помочь им всем.
Мистая молча смотрела на ведьму. Ночная Мгла вроде бы говорит правду. И Щелчок ничего не сказал о том, что родители в опасности или что им причинен какой-то вред. Конечно, размышляла девочка, трудно сказать, что в словах гнома правда, что нет.
Она вдруг почувствовала себя совершенно запутавшейся. Вздохнув, Мистая отвела глаза. На пустой и тихой полянке не было никого, кроме них. Над головой сияло солнце, освещая кроны деревьев. Она чуть было не усомнилась, а был ли вообще Щелчок.
— Ну, — вымолвила наконец Мистая, — думаю, что могу остаться еще дня на три.
— Очень мудро с твоей стороны, — одобрила Ночная Мгла. Мистая не заметила промелькнувшей жесткости в ее тоне и не увидела, как чуть расслабилась напряженная спина ведьмы. — Но ты не должна больше выходить из Бездонной Пропасти.
— Не буду, — смиренно пообещала Мистая. Она нерешительно взглянула на ведьму: — А чем мы теперь займемся?
Ночная Мгла облизнула губы.
— Медициной, — ответила она. — Излечением с помощью магии.
Обняв Мистаю за плечи, она повела девочку обратно к провалу.
— Мистая, — мягко произнесла она, — хотела бы ты узнать, как с помощью магии вернуть к жизни что-то умершее?
Ведьма улыбнулась девочке, и глаза ее засияли от удовольствия.
Глава 16
Поиски
После трех дней бесполезных поисков в Граум-Вит советник Тьюс окончательно пришел к выводу, что они каким-то образом умудрились пропустить очевидное.
— Мы просто слепцы! — вдруг заявил он. Усевшись на ящик, волшебник подпер руками подбородок и нахмурился. Кустистые седые брови сошлись на переносице. — Это где-то здесь, но мы просто-напросто не видим!
Элизабет с Абернети молча уставились на чародея. Они находились в одном из многочисленных хранилищ Граум-Вит в глубине замка — маленькой комнатушке без окон, куда никогда не проникало солнце и где воздух был затхлый и спертый. Они уже один раз обыскивали эту комнатенку и теперь занимались этим повторно. К настоящему моменту они, к сожалению, обшарили уже весь замок и начали терять надежду.
— На это не должно было уйти столько времени, — твердо заявил Тьюс. — Если нам суждено отыскать этот предмет, если нас перенесли сюда именно для этой цели, то мы уже давно должны быть в выигрыше.
— Было бы гораздо проще, если бы мы знали, что искать, — проворчал Абернети, с тяжким вздохом усаживаясь на соседний ящик.
Ему до смерти надоело обшаривать старые коробки и пыльные углы. Он хотел на улицу, где светит солнышко и воздух чист и прозрачен. Писец жаждал получить максимум удовольствия от того, кем он теперь стал, обретя свой прежний облик. Все собачьи годы забылись так же быстро, как первый зуб, будто их и не было никогда, а все это Абернети просто приснилось, и вот теперь он наконец проснулся.