Выбрать главу

Я возвращаюсь и снова смотрю. Никак не могу точно определить, что же я видел. Нечто. Наглядевшись на такое количество сельди, на которое насмотрелся я, вы безошибочно сможете сказать, мол, с бочонком что-то неладно, даже если сразу не поймете, в чем именно проблема. Вроде не похоже ни на какую из форм скрытой порчи. Это не склизкая черная гниль, и не пушистая серая плесень, и не прогоркшее масло, и не дохлая крыса в рассоле или что-нибудь в таком духе. Но что-то все-таки есть. Надо сделать паузу, собраться с мыслями и попытаться подумать — в первый раз за уже не помню сколько времени. В бочонке с сельдью можно обнаружить целую уйму всякой всячины, которая не попадает под действие пункта 344/7с. Например, уплотнительное сияние — это если маг (какой-ни-будь жалкий изгой вроде меня), накладывавший заклинание печати, чтобы содержимое бочонка сохранялось свежим, оказался чуток неуклюжим и не рассчитал силу. Сияние не причиняет никакого вреда, только верхний дюйм рассола слегка светится, а иногда в нем плавают искрящиеся частички. Номер 344/7с не касается уплотняющего сияния, и речь не о нем. Еще есть попутчики — маленькие безобидные сверхъестественные существа, например водные или песчаные духи, которые путешествуют, прячась в бочонках. Присутствие попутчиков — это не так уж и плохо, оно имеет благоприятный консервирующий эффект, а некоторые полагают, что оно даже придает сельди легкий копченый привкус. Есть еще заклинания для увеличения веса и наговоры для увеличения объема создающие иллюзию того, что бочонок целиком наполнен; и те и другие нарушают этику и закон, но в пункт 344/7с их не вписали, и они меня не интересуют.

Итак, методом исключения я вычеркнул скрытую порчу, а сверхъестественная инвазия невероятно редка, и мне не верится, что это может быть она. Человек разумный, которого ждут еще несколько тысяч непроверенных бочонков, сказал бы: "Да пошло оно все" — и продолжил бы работу. Но разумный человек не грезит о борьбе со злом, и, вероятно, ему никогда не приходилось огибать на пароме мыс Удачи. Поэтому я возвращаюсь и снова смотрю.

Ничего из вышеперечисленного. Нет ни сияния, ни светящегося синего пара в рассоле, ни аномальных отклонений в весе или объеме. В общем, если я примусь перечислять все, чем оно могло бы быть, то проторчу на складе всю ночь. Лучше попробовать выяснить, не является ли оно той единственной опасностью, которую я должен обнаружить, и если нет, то двигаться дальше, к следующему бочонку. Сложность в том, что обнаружение неспецифического зла едва ли точная наука. У него нет никаких характерных симптомов, или индивидуальных особенностей, или… Оно вторгается в мою голову как удар молотком. Раньше я никогда не встречал ничего подобного, но узнаю его сразу. Оно хочет быть замеченным. Прячутся оба, и жертва и хищник, но только про хищника говорят, что он сидит в засаде.

Довольно долго оно держит меня, будто в тисках. Единственное, в чем на Их счет соглашаются тесные авторитеты: когда вы Их видите, Они завораживают. Вы ощущаете вовсе не ужас, страх, отвращение или злость. Первая неконтролируемо сильная реакция — изумление: я никогда прежде не видел ничего подобного. Даже форма этой штуковины не похожа ни на какую другую, известную нам; цвет особенный и удивительный; оно слегка жужжит и потрескивает, излучая какую-то поразительную энергию; зрелище невероятно красивое. Ничего нет на свете более прекрасного на вид, чем Они. Вы четко понимаете, с чем столкнулись, но почему-то все, что вы о Них знаете, перестает иметь значение. В книгах пишут, что некоторые люди по неосторожности поклонялись Им, как богам, — хотя в принципе не очень долго.

Вот что говорят ученые, и они правы. Это существо высшего порядка; оно удивительно и красиво; оно совершенно, невероятно сложно и одновременно просто. Все, что мне хочется делать, — это стоять и дивиться на него и на то, что такие существа вообще появляются в нашем маленьком пошлом мире. Оно настолько другое, что, как только вы его увидели, вы будто… — ну вот опять я подбираю слова, как первоклассник, — будто вы до этого были слепы и внезапно прозрели. Просто находясь рядом с ним, я мог бы наконец понять все то, что было неподвластно пониманию раньше. Я постоянно спрашиваю: "Почему?" — и вот он ответ. Прямо передо мной.

Конечно же, обо всем этом нас предостерегают: мол, не позволяйте себе попасть под его чары. Примерно с тем же успехом можно кричать бедолаге, только что навернувшемуся с обрыва, чтобы он немедленно прекратил падать, а то останется без обеда. Сначала надо "не позволить себе", а потом воззвать к внутреннему резерву восприятия и сознания, для того чтобы суметь отвергнуть чары и противостоять его черным намерениям. Все бы хорошо, только вот никаких внутренних резервов у меня нет. Если бы они были, я не торчал бы сейчас на складе, а искал бы золото в истоке Бика и имел пятнадцать тысяч дохода в год. Я совершенно не способен действовать в такой ситуации… Напротив, эта мысль как раз и дает мне стимул к действию. Я должен оторваться от созерцания, так как осознаю, что не способен — нет, давайте уж начистоту, — я недостоин стоять перед этим существом в его великолепном многообразии. Мне неловко навязывать ему свое присутствие. Смотрите-ка, оно мне улыбается и зовет, но мне известно, кто я таков, и я понимаю, что оно зовет меня просто из вежливости. На самом деле оно хочет, чтобы я сбегал за кем-нибудь из взрослых.

Я начинаю пятиться шаг за шагом, пока не натыкаюсь спиной на стену из бочонков по другую сторону прохода. Ощутив шеей и плечами твердый дуб, я словно вырываюсь из радиуса действия его лучей. Роняю лампу (а вдруг пожар? — да плевать я хотел!) и убегаю.

Снаружи мне в лицо ударяет поток свежего воздуха, и ноги словно тают. Я прислоняюсь к косяку и стекаю на землю, как капля дождя по стеклу. И думаю.

Нужно соблюсти процедуру. Слава богу, есть процедура. При обнаружении инвазии надо немедленно связаться с управлением наместника. Прекрасно, так и поступим. Уж это-то я сумею, и долг мой будет выполнен. Моя совесть будет чиста.

Связаться с офисом наместника — проще некуда. Всего-то нужно, чтобы под рукой оказался надлежащим образом настроенный видящий камень, а пункт 344/7с — трижды благословенный и распрекрасный пункт 344/7с — предписывает, что любое здание, используемое для постоянного или временного хранения грузов, должно быть оснащено должным образом настроенным и регулярно проверяемым видящим камнем, находящимся на удалении не более ста ярдов от главных ворог. Боссу пришлось заплатить за такой камень из собственного кармана (могли бы дать дотацию или там субсидию — вся эта бюрократия только бесстыдно сосет кровь у экономики!), и раз в месяц я подхожу к нему, благоговейно протираю своим потрепанным рукавом и перекидываюсь парой слов с работающей на другом конце города вежливой дамой средних лет, чье лицо на минуту появляется на гладкой мутно-коричневой поверхности камня. Я спрашиваю ее, слышит ли она меня; она отвечает, что да, прекрасно слышит; я сообщаю ей регистрационный помер камня; ока ставит галочку в учетном списке, на чем и заканчивается месячная норма моего общения с правящей элитой. Итак, камень наличествует, я знаю, что он в рабочем состоянии, и умею им пользоваться, а это означает, что в контексте всего происшедшего завтрашний день все-таки наступит, все мы останемся живы и сможем его встретить.

Я мчусь к камню. По пути влетаю в босса, он вцепляется в меня и рычит:

— Куда?!

"Только не сейчас, — бормочу я про себя, — ну пожалуйста, только не сейчас".

— Чрезвычайная ситуация, — объясняю. — Мне срочно нужно к камню.

— Срочно к… чему?

О боже, он, кажется, подумал, что мне приспичило в туалет.

— Да к видящему камню! Нужно срочно связаться с управлением наместника. Чрезвычайная ситуация.

Смысл моих слов с трудом проникает в его мозг, надежно защищенный чугунным черепом.

Погодите, говорит он, усиливая хватку. — Что за чертовщина происходит? Что не так с моим грузом?

Я мог бы поболтать с ним и все объяснить, по в постановлении написано "действовать немедленно", и "дело чрезвычайной важности", и "любым возможным способом", так что — уж извините — я собираюсь этим воспользоваться.