Молодые герои Н. Серебрякова стройны и красивы, наделены естественным чувством собственного достоинства. Юноша бросает к ногам своей возлюбленной розу, и тотчас же цветы оплетают ее с ног до головы весенним сказочным узором, создавая нарядное свадебное одеяние. Так лаконично, поэтически свежо и точно выражено охватившее их чувство.
Если в "Не в шляпе счастье" — романтической притче — ее смысл "выводится", мораль декларируется в читаемых нараспев стихах, то в фильме "Клубок", также поставленном по сказке О. Дриза, все построено на стремительном действии, и слова тут, оказывается, вовсе не нужны.
По сравнению со сложным, многофигурным, густо населенным различными персонажами миром предыдущего фильма, где и сам город представляется единым многоликим образом, "Клубок" кажется очень простым, лаконичным и "компактным". Но его образы-символы чрезвычайно емки по содержанию и художественно выразительны. В непримиримом конфликте сталкиваются два противоположных начала — творческое, с его красотой и щедростью, олицетворяемое в самой пряже, и эгоистическое, корыстное, мещански дремучее и себялюбивое, воплощенное в старухе. Такой композиционный прием драматически очень эффектен и выигрышен.
Старая бабка, с лицом словно печеное яблоко, в живописных лохмотьях рогожи, прикрывающей ее наподобие тулупа, медленно бредет в зимнее ненастье. И вдруг, увлекаемый порывом ветра, к ее ногам подкатывается пушистый шерстяной клубок. Он превращается в маленького кудрявого жизнерадостного барашка, который ластится к ней, словно предлагая согреть ее, укутать от пронизывающего морозного вихря. Плотно скрученная шерстяная нитка как бы сама протягивается к ней, цепляется за нее. И старуха начинает быстро-быстро вязать, мгновенно одевая себя в красивое теплое платье.
Николай Серебряков. "Клубок"
Вернее даже, это не вязание, а какие-то жадные судорожные движения всепоглощающей и нарастающей в своем неистовстве страсти. Как и в пушкинской "Сказке о рыбаке и рыбке", "аппетит" старухи растет, желание урвать как можно больше становится безудержным. Такой сюжетный ход позволяет режиссеру Н. Серебрякову и художнику-постановщику А. Спешневой создать в фильме целую поэму из шерсти. Все вяжется из ниток — от виртуозно скачущего, переливающегося белым и розовым, мастерски снятого наплывами барашка мы переходим к сплошному конвейеру всевозможных предметов, начиная с одежды — носков, кофты, чепца — до кресла-качалки и другой мебели и до узорчатых стен дома, керосиновой лампы, играющих граммофонов, самовара с чайником. Словом, стоит только пожелать старухе — и все, о чем она подумала, появляется, как по мановению волшебной палочки. Возникает целый мир из шерсти, искрящийся, многоцветный, бесконечно многообразный по формам и способам вязки, нарядный и радостный, как изобретательный народный орнамент. Вот где блестяще развернул Н. Серебряков свою любовь к фактуре материала, умение художественно обыграть ее в кукольном фильме, заставить служить определенной идее.
Николай Серебряков. "Не в шляпе счастье"
Приходят в гости любопытствующие соседи, и старуха прячет барашка в сундук. Жадная рука гладит задыхающееся животное — таков ее скупой жест поощрения маленькому "артисту". Гости — это выразительная серия типажных кукольных "портретов". Но их функция в фильме ограничена — они призваны быть публикой, свидетелями успеха, выражать растущее удивление. Широко раскрыт огромный четырехугольный рот седенького старичка, раздвинут продолговатый, как замочная скважина, рот соседки в тулупе. А старуха стремится удивить их все новыми своими богатствами, все новыми чудесами. Ей не нравится ее глядящее из зеркала изборожденное морщинами лицо, и она решает связать себе новое, молодое. Действительно, и это чудо оказывается доступным всемогущему волшебному искусству вязки. Вместо прежних морщин возникает нежная вязаная щека и глаз красавицы. Но тут, в самый кульминационный, решающий момент, волшебная сила полуживого, задыхающегося в сундуке барашка иссякает, шерстяная нитка кончается, он оказывается голым. Теперь он больше не нужен старухе, она вынимает его из сундука, трясет и, убедившись в полной его бесполезности, злобно выбрасывает за дверь, на мороз. Но чудо продолжается, нитка тянется, только теперь уже в обратном направлении. Бежит, бежит прочь барашек, снова обрастая кудрявой шерстью и превращаясь в клубок. И вновь, словно по волшебству, распускаются нити ковров, вязаные стулья и стены дома, распарывается и до основания разрушается весь душный и темный мир старухи, и сама она становится жертвой этого всеобщего распадения форм и связей.