— Я имел в виду людей из других городов, — сообщил мужчина, — даже с Тироса и Коса.
— Таких сумм Кос не тратит даже на всех своих наёмников за год, — заметил я.
— Возможно, — пожал он плечами. — Этого я знать не могу.
— Даже Талена, в золотом ошейнике, не принесла бы столько, — сказал я.
— Но она — женщина, — напомнил старший слуга.
Вообще-то, я полагал, что Талена могла бы уйти за такую сумму, конечно, не в качестве обычной рабыни, а в некой ситуации высокого достоинства, скажем, когда раздетая и закованная в цепи Убара, предлагается на приватном аукционе, возможно агентам Ченбара — Морского Слина, Убара Тироса и Луриуса из Джада, Убара Коса. Как раз в мои намерения входило проследить, чтобы она стала такой, что подобный вариант развития событий стал бы для неё неподходящим. Ну не хотел я оставлять для неё шансов на получение такого «достоинства».
— Тогда назовите свою цену, — предложил другой слуга.
— Он не продаётся, — ответил я.
— Понятно, — буркнул старший.
— Вам всё равно никто не предложит больше, — сказал другой.
— А я на это и не рассчитываю, — пожал я плечами.
— Аппаний бы тоже его не продал, — проворчал старший слуга обращаясь к своему коллеге.
— Но он сделал это, — напомнил я ему, — за бит-тарск.
Сердито хлопнув дверью, слуги Аппания вышли из комнаты. Они покинули нас тем же самым способом, что и их работодатель незадолго до них, через главный вход.
— Как по-твоему, сколько сейчас времени? — спросил я повернувшись к Марку.
— Думаю, шестой ан прошёл, — предположил он.
Пятый ан отмечает утро — ровно посередине между гореанской полуночью и полуднем, точно так же, как пятнадцатый ан является серединой вечера между полуднем и полуночью. Гореанские сутки делятся на двадцать анов, по крайней мере, в большинстве крупных городов. Также, в большинстве городов, ан имеет равную длительность. Однако, в некоторых городах, что интересно, длительность ана зависит от времени года. В этих городах так же, как и везде, день делится на десять анов, и ночь — на десять. Но, в связи с тем, что летом дни длиннее, а зимой короче, то и летний ночной ан, короче ночного зимнего. Понятно, что длительность суток в целом, остаётся той же самой, что и в любом из других городов.
Я окинул взглядом своего свежеприобретённого раба.
— Ты неважно выглядишь, — констатировал я.
— Мне плохо, Господин, — сообщил он.
Ну да, избили его знатно, надо признать.
— Ты думаешь, что то, что произошло здесь этим утром, необъяснимо? — поинтересовался я.
— Господин? — не понял Мило.
— Думаешь, что всё это было всего лишь вопросом вероятности и везения? — уточнил я свой вопрос.
— Я не понимаю, Господин, — признался раб.
— Это не случайность, — сообщил я ему. — Ты оказался в моей собственности в результате моего плана.
Мило пораженно уставился на меня.
— Ты был обольщён, — объяснил я, — и таким образом, оказался в ситуации, которая тебя полностью скомпрометировала, и в результате которой оказался в своём теперешнем состоянии, то есть моим рабом.
— Ай-и-и, — простонал он.
— Рабыня, конечно, действовала согласно моим приказам — добавил я и, заметив, что он посмотрел на Лавинию, поинтересовался: — А Ты получил разрешение смотреть на неё?
Мило мгновенно опустил глаза.
— Ты можешь смотреть на неё, — сообщил я ему.
Мужчина снова обратил свой укоризненный взгляд к Лавинии.
— Я могу говорить? — осведомился он.
— Да, — разрешил я.
— Скажи, Ты любишь меня? — спросил Мило у рабыни.
— Она не получила разрешение говорить, — напомнил я ему.
Лавиния бросила на меня полный мольбы взгляд. Её нижняя губа дрожала. Но я решил, что позволю ей говорить позже.
— Она хорошенькая, не так ли? — поинтересовался я.
— Да, Господин, — не мог не признать он, с изрядной долей страдания в голосе.
— Она — рабыня-соблазнительница, — сообщил я.
Лавиния всхлипнула и затрясла головой. Слезинка скатилась с уголка её глаза и прокатилась по щеке, оставив блестящую полоску.
— Ты не согласна, Лавиния? — осведомился я.
— Нет, Господин, — заплакала она.
— И не тебе возражать против этого, — бросил я рабу. — Не Ты ли, если я не ошибаюсь, достаточно часто выступал в роли раба-соблазнителя? Так что то, что судьба теперь повернулась к тебе другой стороной, и то, что теперь Ты, если можно так выразиться, оказался тем, кто попал в сети что, лично я считаю торжеством справедливости.
Мило не мог оторвать своих глаз от Лавинии.
— Она действовала согласно вашим распоряжениям? — поинтересовался он.
— Конечно, — усмехнулся я, заставив его застонать. — Согласись, это была отличная шутка! Ты, раб-соблазнитель ответственный за первый ошейник оказавшийся на её симпатичной тонкой шейке, сам оказался в цепях благодаря ей. Разве не справедливо то, что она, теперь рабыня, стала той, кого я использовал для твоего собственного приобретения?
— Да, Господин, — не стал спорить Мило.
— Несомненно, она считает свой триумф роскошным и забавным, — предположил я.
— Пожалуйста, Господин, можно мне говорить? — взмолилась Лавиния.
— Нет, — отрезал я, и женщина разочарованно зарыдала. — Ты отлично выполнила свою работу, моя смазливая маленькая рабыня-соблазнительница.
— Пожалуйста, Господин! — попросила она.
— Нет, — повторил я.
— Я надеялся, что Ты любишь меня, — вздохнул Мило.
Лавиния запрокинула голову. Я видел, как ей мучительно больно.
— Я надеялся, что Ты любишь меня, — продолжил мужчина. — Я так и не смог забыть тебя!
Женщина поражённо посмотрела на него.
— Ты выглядела такой нежной, настоящей и беспомощной! — вздохнул он.
— Уверен, что как человек имевший опыт сцены, — заметил я, — Ты можешь понять такое.
— Она была отзывчива! — сказал он.
— Она должна быть такой, — заверил его я. — Рабынь специально дрессируют для развития в них беспомощной реакции. Например, они могут потечь, в течение ина.
— Она ответила мне! — воскликнул актёр.
— Она — рабыня, — пожал я плечами. — И в ней горят сильные, раз за разом вспыхивающие потребности. По большому счёту, она — пленница и жертва этих потребностей. Почему она не должна была использовать тебя, чтобы на время пригасить их?
— Пожалуйста, Господин, — прорыдала Лавиния.
— Нет, — осадил я её.
— У тебя хорошо получилось обмануть меня, — сказал он женщине, смотревшей на него с мукой в глазах. — Но я не виню тебя. Ты должна была делать то, что приказал твой владелец.
Про себя я улыбнулся, несмотря на все мои замечания и объяснения, раб нисколько не сомневался в подлинности слов Лавинии, её заявлений и действий. Подлинность слов рабыни и её реакций, конечно, подтверждается множеством физиологических деталей, многие из которых не осознаваемы и не управляемы. Достаточно внимательный рабовладелец, особенно спустя некоторое время, может легко определить являются ли слова, чувства и реакции рабыни подлинными или нет. Фактически гореанской рабыни предоставляется небогатый выбор, стать подлинной рабыней или умереть. Достаточно интересно, что понимание этого, особенно со стороны женщины ставшей жертвой антибиологических программ обработки сознания, каковыми являются многие из земных женщин, может стать освобождением и радостным открытием, позволяющим им с чистой совестью уступить своей женственности, чего они зачастую сами так долго жаждали. Впрочем, большинство женщин, конечно, включая и землянок доставленных на Гор в качестве рабынь, а это обычная причина, по которой они сюда попадают, особо не нуждаются в столь суровых побудительных мотивах. Большинство настолько рады тому, что оказались в мире, где правят законы природы, где их красота, их характер и чувства столь значимы, что они сами с трудом могут дождаться того, чтобы им позволили выпустить на волю их глубинную сущность, и, наконец стать женщинами, кем они собственно и являются в своих сердцах и животах, и кем они всегда хотели быть.
— Её не трудно было обольстить, не так ли? — поинтересовался я.
— Нет, Господин, — признал Мило.