Большинство заданий были по математике, в основном стандартный материал для Квентина, который был так загадочно хорош в математике, что его школа была вынуждена перенести эту часть образования в Бруклинский колледж. Ничего опаснее причудливой дифференциальной геометрии и нескольких линейных доказательств алгебры. Но были и более экзотические вопросы. Некоторые из них казались совершенно бессмысленными. Один из них показал ему обратною сторону игральной карты — и велел угадать, что это была за карта. Какой это имеет смысл?
Или далее в тесте давался отрывок из Бури, а заданием было придумать фальшивый язык, а затем перевести Шекспира на придуманный язык. Затем были вопросы о грамматике и орфографии придуманного языка, а затем — непонятно, в чем был смысл? — вопросы о придуманной географии, культуре и обществе в придуманной стране, где на его выдуманном языке бы свободно говорили. Затем он должен был перевести оригинальный отрывок из фальшивого языка на английский язык, обращая особое внимание на любые возникшие искажения в грамматике, выборе слов и смысла. Серьезно. Он всегда выкладывался на тестах, но в данном случае он не был уверен, что вообще ему делать.
А еще тест изменился, стоило ему взять его в руки. В секции чтения был параграф, который исчез, когда он читал его, и опрос на предмет его содержании. Новый вид компьютерной бумаги — не мог ли он где-то читать, что над ним кто-то работает? Цифровые чернила? Поразительное разрешение, впрочем. Было сказано нарисовать кролика, который не будет оставаться таким же, как он нарисовал, как только он закончил — кролик почесал свои роскошные лапы, а затем отправился прыгать с по странице, надкусывая другие вопросы, так что он должен был преследовать его с карандашом, чтобы закончить рисовать мех. Он оказался доволен своей работой, закончив некоторые дорисовки, нарисовал забор вокруг него, чтобы держать его в узде.
Вскоре он забыл обо всем остальном, кроме получения удовлетворительного балла, отвечая своим аккуратным почерком на один вопрос за другим, выполняя любое странное требование, которое было в тесте. Прошёл час, прежде чем он хотя бы выглянул из — за стола. Его задница болела. Он заерзал на стуле. Тень от солнечного света, падавшего из окон, сдвинулась.
Что — то еще тоже изменилось. Когда он начал, за каждой партой сидели люди, теперь же столы начали редеть. Он не заметил, чтобы кто — то уходил. Холодное семя сомнения образовалось в желудке Квентина. Господи, они, должно быть, уже закончили. Он не привык быть превзойдённым в аудитории. Ладони рук покалывало от пота, и он вытер их о бедра. Кто были эти люди?
Когда Квентин перевернул страницу экзаменационного буклета, она была пуста, за исключением одного слова в центре страницы: FIN, написанным размашистым курсивом, как в конце старого фильма.
Он откинулся на спинку стула и начал потирать своими уставшими руками свои ноющие глаза. Что ж, эти два часа своей жизни он никогда не вернёт. Квентин до сих пор не заметил, чтобы кто — нибудь вставал и выходил, но комната всерьёз опустела. Осталось около пятидесяти человек, и комната была скорее пустой, нежели заполненной. Такое чувство, будто они аккуратно и на цыпочках выходили каждый раз, как он поворачивал голову. Панк с татуировками и без рубашки был все еще там. Он, скорее всего, закончил, или сдался, потому что он дурачился, прося всё больше и больше стаканов воды. Его рабочий стол был переполнен стаканами. Квентин провел последние двадцать минут смотря в окно, и пытался крутить карандаш пальцами.
Декан снова пришел и обратился к присутствующим.
— Я очень рад сообщить вам, что вы переходите к следующему этапу тестирования, — сказал он. — Этот этап будет проводиться в индивидуальном порядке членами факультета Брэйкбиллс. А пока вы можете наслаждаться отдыхом и общаться между собой.
Квентин насчитал, что только двадцать две парты по прежнему заняты, примерно десятая часть изначальной группы. Странный, тихий, комично правильный дворецкий в белых перчатках вошел и начал кружить по комнате. Он дал каждому из них деревянный поднос с бутербродом с жареным красным перцем и очень свежей моцареллой на закваске из хлеба и комковатой груши, и большим кусочком темного, горького шоколада. Он налил каждому студенту стакан чего — то шипучего из отдельной бутылки без этикетки. Это оказалась грейпфрутовая содовая.