Пеппи подняла лошадь, удивленную таким оборотом дела, и отнесла ее в конюшню; вспомним, что если есть в мире человек сильнее Пеппи, то только Эфроим Длинныйчулок. Потом она взвалила один из мешков на спину Блумстерлунду, подхватила оглобли и вкатила телегу во двор.
— Ты хорошо поступила, — сказала учительница, наблюдавшая за происшествием. — С животными надо всегда обращаться ласково, и с людьми тоже.
— Конечно, я была очень добра к Блумстерлунду: сколько раз кидала его в воздух и ничего за это с него не взяла, — ответила Пеппи.
— Для этого мы и родились на свет, — продолжала учительница. — Мы живем для того, чтобы делать людям добро.
Пеппи выжала стойку и принялась болтать в воздухе ногами.
— Я-то живу только для этого! — крикнула она. — А другие люди, интересно, для чего они живут?
И она ведь задала не праздный вопрос.
На первый взгляд учительница и Пеппи относятся к добру совершенно одинаково. Но разница существует. Учительница убеждена, что самое главное — вырасти прекрасно воспитанной дамой, добру же похвально посвящать часы досуга. А Пеппи только и живет для добра. И вот уж на что она не согласится ни при каких обстоятельствах — именно стать прекрасно воспитанной дамой.
Однажды фру Сеттергрен, мать Томми и Анники, лучших друзей Пеппи, позвала ее на чашку кофе. Когда гостьи фру Сеттергрен, чинно прихлебывая кофе, стали поливать грязью ближних — подневольных и зависимых, Пеппи испытала острейшее желание убежать, но не прежде, чем она проучит благовоспитанных дам, да так, чтобы они запомнили урок.
И то и другое она выполнила с полным успехом.
Нет, чем стать такой, как гостьи фру Сеттергрен, Пеппи лучше навсегда останется ребенком. Вот она и принимает вместе с Томми и Анникой пилюли против взросления — на вкус и на цвет напоминающие обыкновенные зеленые горошины. А что, если горошины не помогут? Но и тогда ни за что не превратится она в светскую даму, а станет лучше морской разбойницей, это решено!
Но, может быть, придёт время, и Пеппи разгадает тайну: как навсегда остаться ребенком, подобно Маленькому принцу, и одновременно сделаться такой, как Антуан де Сент-Экзюпери.
СКАЗКА ЗАВОЕВЫВАЕТ НОВЫЕ ВЛАДЕНИЯ
В «бедное, жалкое время внутреннего огрубения и слепоты», как выражается Э. Т. А. Гофман, духи сказки переселялись поближе к людям. Для того именно, чтобы по мере сил спасать от гибельного «внутреннего огрубения».
Поближе к детям.
И прежде всего они завоевывали детские комнаты, а где нет их — темное волшебное пространство под ветхой кроватью, под колченогим столом, если там поселилась хоть одна кукла, пусть даже тряпичная, сырой угол подвальной каморки, если там стоял на часах хоть один оловянный солдатик, пусть даже одноногий.
В то время историки — те из них, которые интересуются не только войнами, — могли бы заметить важные перемены в обширном народе игрушек. Они оживали; или так казалось, что они оживают.
Куклы научились отчетливо, с хорошим произношением выговаривать слово «мама», закрывали глаза, когда надо ложиться спать, а утром открывали их, кукушки на часах отсчитывали время, китайские болванчики кланялись, а искусственный соловей очень верно пел; правда, всегда одно и,то же.
Все это можно было приписать искусству игрушечных мастеров. Но как показало дальнейшее, если игрушки действительно оживали, а не притворялись живыми, дело было не только в умении тех, кто их смастерил, или, точнее, совсем не в этом.
... В тот год Мари Штальбаум, как рассказывает Гофман,в исполнилось семь лет. Крестный ее, старший советник суда Дроссельмайер, подарил ей и старшему ее брату Фрицу замечательную игрушку. На зеленой, усеянной цветами лужайке стоял замок со множеством зеркальных окон и золотых башен. Заиграла музыка, двери и окна распахнулись, и все увидели, что в залах прохаживаются крошечные, но очень изящные кавалеры и дамы. Внизу, в дверях замка, появлялся и снова уходил крестный Дроссельмайер, только ростом он был с мизинец.
— Крестный, а крестный! Пусть спустятся вниз кавалеры и дамы! — воскликнул Фриц. — Мне хочется получше их рассмотреть.
— Ничего этого нельзя, — раздраженно сказал старший советник суда. — Механизм сделан раз и навсегда.
— Ах та-ак! — протянул Фриц. — Послушай, крестный, раз человечки в замке только и знают что повторять одно и то же, так что в них толку? Мне они не нужны.
«Нет, даже самый искусный механизм не в силах одухотворить неживое», — думаешь, перечитывая сказку.
... И тут наступает срок снова переселиться из гофманской эпохи в наше время: в Англию, в Чудесный Лес, где жил английский писатель Артур Милн с пятилетним сыном Кристофером Робином, плюшевый медвежонок Винни-Пух, ослик Иа-Иа, кролик Кролик, поросенок Пятачок и все, все, все.
Очутившись тут, мы прежде всего замечаем, что хотя у медвежонка и его друзей совсем нет никаких механизмов, они ничуть от этого не страдают. Какие славные стихи— «бурчалки», «пыхтелки», «шумелки» — складываются в набитой опилками голове Винни-Пуха. Кристофер Робин порой повторяет, что Винни-Пух — глупенький. Ну и пусть! Ведь некоторые считают, что для поэзии это не помеха. Да и справедливо ли называть его глупеньким? Как хитро задумал Пух похитить мед у пчел, поселившихся на высоком дереве. Он поднимется на синем воздушном шарике; несомненно, пчелы примут шарик за клочок неба, а его самого — за черную тучку.
Когда пчелы все-таки заподозрили недоброе, Пух крикнул Кристоферу Робину:
— Скорей принеси из дому зонтик! Ходи с ним тут взад и вперед, а сам поглядывай на меня и приговаривай: «Тц-тц-тц, похоже,
что дождь собирается ». Я думаю, что тогда пчелы нам лучше поверят .
Чем не замечательный план?! А если он не удался, так ведь и взрослым не всегда все удается.
А когда Кристофер Робин вместе с друзьями отправился открывать Северный Полюс, что было известно о Полюсе даже ему, начальнику «икспедиции»?
Только то, что там находится Земная Ось. И ведь не кто иной, как Пух, отыскал эту самую Ось; с виду она походила на обычный деревянный шест, воткнутый в землю. И не только отыскал ее, но и перебросил через ручей, как раз вовремя, чтобы кенгуру Кенга могла перебраться на другой берег и вытащить сыночка Ру, свалившегося в воду.
Земной шар тем временем, вероятно, немного передохнул и, когда Ось возвратили на прежнее место, снова завертелся.
И тот же Пух не поленился заранее вылизать мед в самом большом горшке и поэтому во время наводнения смог использовать горшок как корабль, дав ему прекрасное имя—«Плавучий медведь».
Мы вглядываемся в друзей Кристофера Робина вначале просто с улыбкой, а потом — с нежностью, а после — с любовью, как сам Кристофер Робин, — да их и нельзя не полюбить, — и теперь замечаем, какие все они разные.
Пух — сладкоежка, поэт и великий хитрец.
Отличительные черты Совы — умение произносить такие длинные, трудные слова, как «рододендрон», и охота рассказывать длинные, немного скучные, но поучительные истории, о том, например, как ее тетка по ошибке снесла гусиное яйцо и что из этого произошло.
А ослик Иа-Иа прежде всего мыслитель и философ, да еще довольно редкого среди игрушек унылого направления. Только тот, кто способен делать самые глубокие выводы из самых простых наблюдений, мог сказать Кристоферу Робину, когда тот бережно вытер носовым платком озябший в воде хвост Иа:
— Спасибо, Кристофер Робин. Ты здесь единственный, кто понимает в хвостах. Остальные не способны думать. Вот в чем их беда. У них нет воображения. Для них хвост — это не хвост, а просто добавочная порция спины.
Да, все они, те, кто окружает Кристофера Робина, верные его друзья, не похожи друг на друга. И если мальчик отражается в них, то отражается не просто, а волшебно.
Кристофер Робин идет в школу. По утрам на его двери приколота записка, адресованная друзьям его: «УШОЛ. ЩАСВИРНУС К. Р.»; долго, долго предстоит ему «оболдевать знаниями», как выражается Иа-Иа, пока он станет тем, кого взрослые называют «грамотным и образованным человеком».