Линн внутренне сжалась, страшась, что Лорисса, никому не позволявшая безнаказанно разговаривать с собой в подобном тоне, сейчас влепит ему пощечину, но прелестная головка, увенчанная короной тяжелых блестящих волос, медленно склонилась:
— Я остаюсь. Однако не обольщайся тем, что тебе удалось меня запугать.
— Запугивать тебя я бы стал в последнюю очередь, — бесстрастно возразил Тайриэл. — Только испуганных волшебниц мне в команде не хватало.
Лорисса улыбнулась — тепло, почти сердечно.
— Знаешь, я, наверное, была не права, затеяв поединок с Кеннетом, но он сам меня вызвал.
— Кеннет поступил ничуть не умнее, если тебя это утешит. Оба вы хороши. Ты — своим упрямством, он — своей клятой гордостью. Люди, одно слово! Вечно вы ставите чувства превыше разума.
— Ах, тоже мне воплощенное эльфийское благоразумие, — фыркнула колдунья, вновь обретшая привычный самоуверенный тон. Высвободила руки, завела их Тайриэлу за шею и прильнула к его губам в долгом поцелуе. Когда она отстранилась, эльф, выглядевший так, словно его пыльным мешком по голове огрели, а не целовали, озадаченно вопросил:
— Ло, дорогая, ты заболела или спятила? Не то чтобы мне не понравилось...
— Прости, — уголки резко очерченных губ торжествующе приподнялись, — не удержалась. К тому же это так забавно, когда ты в этом наряде...
— Не знаю, кто из вас больше спятил, — простонала вконец выбитая из колеи Линн, — но я точно рехнусь! Хоть бы от окна отошли, герои-любовники несчастные!..
— Ты ничего в этом не понимаешь, — ласково произнесла колдунья.
— Это точно. Не понимаю. Развлекайтесь как хотите, только меня не впутывайте...
И в этот момент раздался переливчатый звон колоколов.
— Что это? — вскинулся эльф. — Призыв к молитве?
— Всего лишь к вечерней трапезе, — ответила Лорисса. — Лично я проголодалась, не знаю, как вы.
— Я тоже, — пискнула Линн.
— Чума побери, надеюсь, нас не ожидает предобеденная проповедь? — передернулся Тайриэл.
— Даже послеобеденная не ожидает, — заверила колдунья. — И это одна из немногих вещей, которые мне здесь нравятся. Во что бы там эти северяне ни веровали, они держат это при себе и никому не навязывают.
— Прекрасно. Не знаю ничего более скучного и тоскливого, нежели душеспасительные речи. Хотя жития торванугримских святых — чтение довольно занимательное и местами даже забавное. Некоторые из них по динамичности не уступят иному светскому роману, а по кровавости — пожалуй что и переплюнут. В одном, помнится, на первых же нескольких страницах убивают двадцать человек, и это, прошу заметить, только начало.
— О боги! — Лорисса возвела очи горе. — Ты их и в самом деле читал?
— Дорогая, однажды я провел четыре месяца в месте, где из литературы, кроме житий, имелись только трактаты по философии и искусству ведения войны. Так вот, смею тебя заверить, меньше, чем философией, я интересуюсь только войной.
Линн уперла руки и боки и насмешливо произнесла:
— Странно слышать такое от тебя.
— Девочка моя, я убийца, а не солдат и тем более не полководец. Я знаю с полсотни способов прикончить человека голыми руками, но понятия не имею о том, как лучше всего расставлять войска на поле боя и какие из них первыми бросать в атаку. Меня этому не учили, да я и не стремился.
— Все мужчины любят читать про сражения.
— А все женщины — любовные истории? Глупости.
— Ну хватит, — оборвала начавшуюся дискуссию Лорисса. — Я иду ужинать.
— А это обязательно — ужинать вместе с сестрами? — скривился эльф. — Мне лучше не мелькать лишний раз на виду у всех.
— Необязательно, но здесь это считается своего рода хорошим тоном, — пояснила колдунья. — Хотя бы раз сходи — кормят тут, кстати, неплохо, хоть и не скажу, что изысканно. Потом можешь объявить голодовку. То есть пост. Это они поймут.
— Благодарю покорно, — поморщился Тайриэл. — Может, я объявлю ее прямо сейчас? А ты, Линн, притащишь мне какой-нибудь еды.
— И под каким предлогом она будет ее выпрашивать? — едко осведомилась Лорисса. — Линн не похожа на обжору. Впрочем, — она хихикнула, — можешь сказать, что хочешь покормить собаку.
Тайриэл кисло улыбнулся.
— Может, мне еще и погавкать?
— И лапу дать, — продолжала веселиться колдунья.
Линн демонстративно заткнула уши и шепотом возопила:
— О боги, я точно сбегу от этих сумасшедших! То воркуют, как голубки, то лаются, как цепные псы!
— А если кто-то не придержит свой длинный язык, то еще и заквакает, как лягушка, — с намеком проговорила Лорисса.