У последней девы, которую её родители сватали в леди Телфорд, в глазах так и крутилось – жених в годах, крепок и богат, и за юную её красоту отвалит, не торгуясь – и жемчуга, и тканей заморских, и камней дорогих. Нет, не отвалит. Тут о прошлом лете новым замком обзавелись, в дне пути к востоку, там ремонт. Овец нужно ещё прикупить, и племенного бычка. И пару пушек – на всякий случай. Тут не до жемчугов, тут граница.
Так он, помнится, кузену и сказал. Тот посмеялся – ну, мол, хочешь заживо хоронить себя – хорони, дело твоё.
Отчего же хоронить – думал Уилл. Рано ещё. И двинулся со двора наружу, к пылавшим на морском берегу кострам. Костры-то как раз горели в приграничье регулярно – старые обычаи чтили. Это вам не на балу попрыгать, это про важное.
Там пели и плясали, и рвали душу дудки, и харди-гарди кто-то приволок, и что-то ещё. Он подхватил за руку какую-то девчонку, за другую – ещё одну, и они полетели в бесконечной цепочке, которая свивалась, развивалась, запутывалась и распутывалась вновь – так от веку танцевали в самую короткую ночь, меж костров, на берегу, там, где и не суша, и не вода, а вовсе ничья земля.
Музыка сменилась, партнёры тоже, в руку Уилла легла рука, он глянул… и встретился с шальным взглядом синих глаз. Точнее, в свете костра не было видно, какие они, эти глаза. Просто он точно знал – синие-синие, как летнее небо.
И знакомое кольцо тоже ощущалось ладонью, Хоть и держал его в руках всего ничего, а вот – запомнилось.
Они летели в кругу, а потом – круг разорвался. Где-то на пары, где-то нет. Но Уилл точно не собирался выпускать ту руку, которая ему досталась, потому что если это не судьба, то что тогда?
И она схватилась за него, будто так и надо – да, я здесь, я с тобой, я тоже ждала этой встречи, я рада, я сейчас не отпущу тебя никуда и ни к кому.
- Ну здравствуй, Уилл Телфорд из Телфорд-Касла, - улыбнулась она прежде, чем поцеловала его.
- И ты здравствуй, Мэгвин, - это он жил и матерел, а она – не менялась нисколько.
Такая же тонкая, лёгкая, нежная – как в первую их зимнюю встречу. И глаза сияли так же, нет, всё же что-то добавилось в них – не безмятежный свет юности, но – зрелость и мудрость. И всё это сейчас было – для него.
Они не пошли далеко, а просто пробежали по полосе прибоя, выбрались на опушку леса, сели под куст. Уилл снял плащ и бросил на землю – как когда-то зимой, и подхватил её, и посадил на тот плащ. Только сейчас оба они были живы-здоровы, и сильны, и радостны – не только радостью праздника, но ещё и от того, что встретили сегодня друг друга.
И были их руки горячи, а уста – сладки, касания – ласковы, а слова – полны того, что и не выскажешь-то просто так, а только – если вдруг сошлись звёзды и притянули друг к другу.
И ещё они сегодня никуда не торопились.
Не нужно было успевать до заката, не звал осаждённый замок. Можно было оставаться в плену рук, нежных и сильных разом, и звать, и отзываться самому, и радоваться, и наслаждаться.
- Мэгвин, ты выйдешь за меня замуж? – спросил Уилл на рассвете.
Синие глаза удивлённо распахнулись.
- Замуж? Ты готов взять замуж такую, как я?
- Я готов взять замуж именно тебя, и никого другого. Назвать своей супругой и госпожой, любить и уважать.
- Но… я не смогу пойти с тобой в церковь. Наверное. То, во что веришь ты, не может быть рядом с такой, как я.
- Но ведь ты существуешь, - покачал он головой. – Ты тоже сотворена, как и все мы. И ты тоже достойна любви и уважения.
- Сотворена, да не тем, - горько усмехнулась она. – Не будет тебе покоя, если ты решишься на такой шаг.
- Так разве я ищу покоя? Нет, госпожа моя Мэгвин, только счастья. И если ты дашь мне немного этого счастья, то жизнь моя будет радостна. В свою очередь, я готов любить тебя и заботиться о тебе – если ты дозволишь мне это.
- Не пожалеешь ли ты о своих словах спустя время?
- Нет, Мэгвин, не пожалею. Я видел от тебя столько добра, что просто не смогу забыть его – никогда. И я буду счастливейшим из смертных, если ты подаришь мне частичку своей жизни.