А Мохнатик очень переживал. Он часто подходил к дому и смотрел, как Настя сидит в своей комнате и делает цветочки. Он видел, что этих цветов уже так много, что ими украшено всё, что можно было украсить. Вот только, в отличие от людей, он видел эти цветы чёрными и безжизненными. Он понял, что ведьма колдует на дочь, и решил, что Настю надо спасать.
— Веничкин! Помогай! — Домовёнок вбежал в баню к другу. — Ведьма опять какую-то нечестную игру затеяла! Настю надо спасать!
— То-то я думаю, давно не видел девчонку. Раньше от неё проходу не было. А теперь исчезла.
— Сидит она дома, цветы делает из каких-то странных лепестков, которые не вянут. Она их сплетает вместе, лепестки наливаются сказочным светом. Потом она вешает их на дом! Ты хоть сходи посмотри!
— Но я видел только чёрные завядшие цветы на её крыше! — удивился Веничкин. — Никаких красивых и разноцветных там нет!
— В том-то и дело! А люди видят их и нахваливают! Говорят, дом благоухает и цветёт синими, белыми и красными цветами! — Мохнатик от возмущения аж ногой притопнул. — Пошли! Тут ждать нельзя!
Друзья проникли в дом к ведьме, выкинули все заговорённые лепестки и начали наступление. Баневёнок то в бане ведьму ошпарит, то камнем горячим ей в глаз кинет! Всё мешал дочку мыть да лепестки подкладывать. Ведьма злилась! То кочергой махнёт, то в ответ плюнет. А сделать-то ничего не может! Дед баенник за баневёнка заступается: то дыму напустит едкого, то парку поддаст горячего, обжигающего. А домовёнок и вовсе распоясался: то фрукты испортит, то святой водой углы покропит.
Долго ли, коротко ли сказка сказывается, да не быстро дело делается. Не работало больше ведьминское колдовство. А Настя, и того хуже, болеть начала. Поняв это, ведьма вызвала врача, чтобы он дал лекарство, но врач не смог понять, что происходит с ребёнком, и прописал снотворное. Будет высыпаться — поправится.
Услышав это, ведьма решила, что сама соберёт снотворные травы и будет делать из них отвар. Так и поступила.
Пошла в поле на рассвете, насобирала сонных трав. Всю ночь заговаривала их самым сильным заклятием. А на следующий день вечером, когда пришла пора спать, ведьма напоила дочку сонным отваром, и Настенька тут же уснула.
— Спи, спи, сил набирайся. Совсем скоро уже на Лысую гору лететь, там я тебя представлю всем ведьмам и чертям как мою преемницу. А там уж ничего изменить будет нельзя, — ласково поглаживая по голове сонную Настю, прошептала ведьма. — Камни скоро будут у меня, а с ними и титул Всесильной Ведьмы.
Подслушал эти слова домовёнок. Он как раз пришёл к Насте в гости, но поговорить с ней не получилось. В комнату вошла ведьма, и он лишь успел спрятаться под кроватью.
Слов о титуле Всесильной Ведьмы он, конечно, не понял. Потому что Мохнатик не знал, что существуют такие магические камни, которые дают неведомые силы магам, ведьмам и чародеям. Не знал он и того, что в мире таких камней три. И только все три камня вместе дают колдунам власть и силу, которой не может обладать никто в мире. С такими камнями колдун может стать непобедимым и самым значимым колдуном всей планеты. Ведь они открывают новые знания и дают безграничные возможности получить всё, чего только можно пожелать.
Мохнатик не знал и не понял, о чём говорила ведьма сонной Насте. Он даже не придал никакого значения этим словам. Он жил невнимательно, неосознанно. Он просто дождался, когда ведьма улетела из дома, и скорее домой побежал. Залез на кровать к хозяину, лёг ему на грудь. Хозяин проснулся. Лежит, молчит. Домовёнок ворочается, то на грудь надавит, то руку хозяину отлежит.
— Ты чего пришёл, Мохнатик? К худу или к добру? — произнёс хозяин волшебные слова, и домовёнок ему ответил:
— Настю в дом забери. Беда иначе будет.
Когда ведьма проснулась, дочки уже не было. Она сильно разозлилась, начала всё швырять, кричать! Она поняла, что её магия не действует больше на Настю. Ведьма хотела вернуть девочку, но тут появились баенник Уголёк с внучком Веничкиным, углей по всему дому набросали. А дед Мохнатика, поджидавший за печкой, как дунул! Занялось всё огнём, заполыхало! Ведьма испугалась! Побежала, зацепилась за печь, а домовой взял её за шкирку да прошипел на ухо: