Мать и в самом деле была там вместе с другими женщинами и детьми.
Увидев Трайче, она ничего не сказала, а крепко его обняла.
Ночь на заброшенной мельнице
Вдоль ручья, бегущего с Караормана к реке Сатеске, сохранилось несколько деревенских мельниц, старых и ветхих. Летом мельницы не работали, потому что ручей в это время пересыхал.
Когда деревня сгорела, Трайче и его мать решили направиться к этим заброшенным мельницам, чтобы скоротать там ночь. Не спать же под открытым небом!
Вдруг у пересохшего ручья к ним направился какой-то человек, сидевший на осле. За ним плелась женщина с ребёнком на руках. Несмотря на сгущавшиеся сумерки, Трайче узнал обоих. Это был их сосед Евто со снохой. Когда те оказались рядом, мать Трайче спросила:
— Это ты, Евто?
— Я, Танейца.
— И куда же вы держите путь?
— Да вот, понимаешь, решил съездить на мельницу. Надо же смолоть хлеб! — пошутил Евто.
— Где же твой хлеб?
— Если хочешь знать, то хлеб мой сожгли немцы, так сказать, пустили его на кофе, — со смешком пояснил Евто.
— Эх, сосед! Ты всё шутки шутишь, — упрекнула его мать.
— Что делать, Танейца, что делать! Не плакать же нам. Что случилось, то случилось. Главное, живы остались, а всё прочее утрясётся со временем. Вот мы со снохой хотим переночевать на какой-нибудь старой мельнице.
— Не знаешь, куда все подевались?
— Разбежались кто куда: одни в отарах, другие в заброшенных загонах, третьи на мельницах…
Вскоре они подошли к Веляновой мельнице. Дверь мельницы была заперта. Евто отодвинул запор, и они вошли внутрь. Посредине мельницы уныло стояли застывшие жернова, а прямо над ними виднелся пустой бункер для зерна. В углу был пристроен очаг, а возле него лежала большая охапка соломы. По деревянному желобку, чтобы он не рассохся, бежала едва приметная струйка воды.
— Для начала подыщем подходящее местечко для скотины, а потом, будто заправские хозяева, разведём огонь в очаге, — решил Евто и повёл Дорчо и осла за мельницу, где стоял полуразрушенный сарайчик для скота.
Возвратился он с охапкой дров, разгрёб золу, взял пук соломы и распорядился:
— Ну-ка, Трайче, нечего тебе баклуши бить. Лучше принеси мне сухого камыша.
Трайче весело кивнул головой, выбежал наружу и вскоре притащил вязанку сухого камыша.
— Вот это дело! — заметил Евто, переломал камышовые тростинки, положил на них немного соломы и чиркнул спичкой. По соломе побежали синеватые язычки пламени, подобрались к камышу, и вскоре на старой мельнице ярко заполыхал костёр. Стало так светло, что можно было без труда разглядеть целые сети серой паутины, свисавшей с балок.
Надвигалась ночь. Непроглядная тьма окутала мельницу. До слуха новых «хозяев» не доносилось ни звука. Мёртвая тишина стояла над полями, над лесом, над далёкой деревней.
Евто закрыл дверь и проговорил:
— Ну вот, теперь у нас и крыша над головой есть. Можно, пожалуй, и спать укладываться. Поспим всласть.
— Эй, мельник! — неожиданно крикнул кто-то за дверью.
Все затаили дыхание, а неизвестный снова закричал:
— Мельник, открой дверь!
— А кто ты такой всё-таки? — спросил Евто.
— «Кто, кто»! — рассердился незнакомец. — Лучше сам мне скажи, как тебя зовут, а тогда и я тебе отвечу.
— Хе-хе… Я Койчин из Кочами с четырьмя глазами. Понял? — засмеялся Евто.
Неизвестный, должно быть, узнал его по голосу и рассмеялся:
— Да это же ты, Евто! Чёрт тебя побери с твоими шуточками! Открывай дверь.
Евто, поняв, с кем говорит, встал и отодвинул засов.
В помещение вошёл Горян с двумя вооружёнными партизанами. Прихрамывая, он подошёл к костру и заметил:
— Подходящий вы отыскали ночлег. Ничего не скажешь!
— Это верно, подходящий. Был, конечно, у нас ночлег и получше, да сожгли его немцы, — сощурился Евто.
— Ну ничего… Не пропадём. Раз уцелели люди, значит, отстроят себе дома получше прежних.
— А если немцы найдут нас и здесь? — озабоченно заметила мать.
— Успокойся, Танейца, — положил ей руку на плечо Горян. — Убрались они отсюда не солоно хлебавши и больше уже не сунутся. Но на всякий случай я поставил во дворе часовых.
Все расселись у костра. Евто подбросил в огонь ещё несколько сухих веток. Рой искр взлетел вверх до самой крыши. Когда ветки разгорелись, Евто заметил на правой ноге Горяна белую повязку.
— Как, ты ранен? — вырвалось у него.
— А, пустяки, — небрежно отозвался Горян. — Немного поцарапало. Ну, а Стевка, разумеется, тут же забинтовала ногу. Такая уж у неё должность. Лучше скажи нам, мельник, найдётся у тебя что-нибудь на ужин?