Он подошёл к Дорчо, привязанному в сторонке к буку, спрятал в седле письмо и попрощался с Трайче и Евто.
Напоследок Планинский напомнил Евто:
— Не забудь о Трайчевом доме!
— Конечно, не забуду, — засмеялся Евто.
Когда они спускались с Вещун-скалы, до их слуха донеслась песня. Это пели партизаны:
Песня всё ширилась, звенела и разносилась далеко-далеко над буковым неоглядным лесом.
Маленький продавец молока
Когда взошло солнце и окрасило своими золотисто-розовыми лучами спокойные воды Охридского озера, на улицах Струги раздался весёлый голос:
— Эй, люди! Покупайте молоко! Сладкое овечье молоко!
По улицам города, ведя на поводу серую небольшую лошадку, шагал мальчик в крестьянской одежде и на все лады расхваливал овечье молоко. Горожане, удивлённо оглядывая маленького продавца, недоумевали: ведь с той поры, как немцы водворились в городе, молочники появлялись здесь очень редко.
А молочник, не переставая зазывать покупателей, свернул направо и пошёл вдоль Дрима.
В прозрачной воде то и дело мелькали рыбёшки самых разных оттенков. Их поблёскивавшая под солнцем чешуя отливала серебром.
— Эй, молочник! — крикнула из-за ворот какая-то турчанка в парандже.
Трайче подошёл к воротам. Турчанка, спрятавшись за створкой двери, протянула ему деньги, кастрюлю и сказала:
— Налей литр!
Молочник сунул деньги в карман, взял кастрюлю и налил в неё молока. Турчанка забрала кастрюлю и захлопнула дверь. Мальчик пошёл дальше, на ходу выкрикивая:
— Молоко! Сладкое овечье молоко!
— Да это же Трайче, чёрт побери! — раздался за спиной чей-то знакомый голос.
— Я, — машинально откликнулся Трайче и оглянулся.
Позади него стоял Тале.
— Смотрите-ка! — удивлённо рассмеялся он. — Был заправским продавцом дров и вдруг заделался торговцем молока! Откуда ты взялся?
— Да вот, иду к тебе, — едва слышно проговорил Трайче. — Отведи к себе мою лошадку и там, в седле, найдёшь письмо. Прочти его и обязательно напиши ответ. Когда распродам молоко, зайду.
Тале, ни слова не говоря, взял под уздцы Дорчо и пошёл вместе с ним вдоль Дрима, а Трайче опять принялся горланить:
— Покупайте свежее молоко! Свежее овечье молоко!
С Нижней улицы, прямо ему навстречу, шли трое немецких солдат. В руках у них поблёскивали винтовки.
Не обращая на них внимания, Трайче спокойно шёл своей дорогой и без устали выкрикивал:
— Покупайте молоко! Сладкое овечье молоко!
Подойдя к нему вплотную, немцы остановились и оглядели его с ног до головы. Трайче, будто не замечая их, усердно зазывал покупателей. Немцы, о чём-то поговорив, зашагали дальше, а Трайче тут же свернул за угол.
По мосту через Дрим двигались тяжёлые немецкие танки. В открытых люках, высунувшись до пояса, стояли офицеры в касках.
Вскоре Трайче был уже возле дома Тале. Незаметно прошмыгнув в ворота, он вошёл во двор и увидел там самого хозяина.
— Знаешь, дядя Тале, — зашептал он ему на ухо, — вчера мы дрались с немцами у Мацково. Они подожгли деревню, но занять её так и не смогли.
— Я знаю об этом из письма. Ну, а ты где тогда был?
— Как — где? — выпрямился Трайче. — Подносил боеприпасы партизанам и за это получил благодарность в приказе. Командир построил бригаду, а комиссар зачитал приказ перед строем.
— Молодчина, Трайче! — одобрительно похлопал по плечу мальчика Тале. — Нравишься ты мне. Так что будь уж таким, каким был твой отец. Во время демонстраций в Белграде он всегда шёл во главе колонны бастующих и, высоко неся знамя, во весь голос выкрикивал: «Лучше смерть, чем рабство!»
— Ну, а потом что было? — как заворожённый спросил Трайче.
— О твоём отце, о забастовках рабочих можно рассказать немало, — продолжал Тале. — Это долгая, мучительная и кровавая история борьбы рабочих за право быть людьми, но сейчас у нас нет времени, нынче не до рассказов. Тебе надо как можно скорее привезти ответ Планинскому.
— А письмо готово?
— Разумеется, готово. И даже зашито в седло Дорчо.
— Хоть и неловко тебе говорить… — замялся Трайче, — но у нас дома нет ни капли керосина. Вот мама и просила меня раздобыть его где-нибудь.