— Молодчина, Трайче! Здорово играешь! Ну, а теперь за работу.
Они поднялись с бревна. Огнен взял в руки топор и принялся так ловко орудовать им, что Горян и Трайче едва успевали укладывать в вязанки летевшие во все стороны обрубленные ветки, поленья, щепки.
— Значит, завтра ты поедешь в Стругу? — уточнил Горян.
— Да, поеду… Соли-то у нас совсем нет. Впрочем, и в Струге вряд ли я её раздобуду. Соли нигде нет.
— Насчёт этого не беспокойся, — усмехнулся Горян. — Есть у меня в Струге один друг. Он купит у тебя дрова, а заодно и соли достанет. Понял?
— Понял-то понял, да как его разыскать? Ведь я и в глаза его не видал, — засомневался Трайче.
— Это не твоя забота, — успокоил его Горян. — Я расскажу, как можно его найти.
Наконец, управившись с дровами, они решили немного передохнуть и снова уселись на поваленный ствол бука. Огнен вытер пот с лица и признался:
— Я всё-таки порядком устал. Не мешало бы водички попить…
— Трайче, — обратился к мальчику Горян, — не сбегаешь за водой?
Не говоря ни слова, Трайче схватил флягу и во весь дух припустился к лесному роднику.
Проводив его взглядом, Огнен повернулся к товарищу:
— Ну, Огнен, пиши скорей записку.
Горян вынул из сумки листок бумаги и написал:
Дорогой Тале,
у нас всё в порядке, но, к сожалению, не хватает лекарств и кое-каких других вещей. Поддерживать связь будем пока через этого мальчугана. Он регулярно приезжает в Стругу продавать дрова. Из него получится хороший связной, потому что вряд ли кто обратит внимание на какого-то там пацана. Всё необходимое укладывай прямо в седло, а потом аккуратно и незаметно его зашей. Будь крайне осторожен. Мальчонка пока ничего не должен знать. Заплати ему за дрова и непременно достань ему соли. Привет от всех.
— Готово! Давай-ка поспешим маленько, — рассмеялся Горян, складывая письмо.
Они подошли к лошади, ножом подпороли подкладку седла, положили туда письмо, зашили подпоротый край и как ни в чём не бывало снова уселись на поваленный бук.
Вскоре вернулся запыхавшийся Трайче и принёс целую флягу студёной воды. Горян опорожнил половину фляги, крякнул от удовольствия и, улыбаясь, проговорил:
— Ну и водичка! Не вода, а бальзам!
— Что верно, то верно, — добавил Огнен, забирая флягу из рук товарища.
Напившись, они поднялись с бревна, нагрузили Дорчо и стали осторожно спускаться вниз.
Когда они вышли на дорогу, Горян остановил Трайче и принялся ему объяснять:
— Добравшись до Струги, иди всё время по правую сторону Дрима. Понял? Запомни: иди вдоль реки и нигде не сворачивай. В конце улицы увидишь на воротах табличку. На табличке написан номер «125». Ясно?
— Ещё бы! Это же очень просто, — пожал плечами Трайче.
— Вот и отлично! Увидев табличку, постучи в ворота, — продолжал Горян. — Из ворот выйдет мужчина средних лет, с усами. Ты ему скажешь: «Дядя Тале, меня прислали к тебе с этими дровами Горян и Огнен. За дрова ты должен мне дать соли, а заодно и заштопать седло». Понял?
— Ну конечно, понял…
— Хорошо. Когда вернёшься из Струги, приходи сюда. Надо же нам знать, достал ты соли или нет!
— Ладно, приду, — улыбнулся Трайче.
Они распрощались, и Трайче вместе со своим Дорчо двинулся в деревню.
Горян же с Огненом остались в лесу.
Маленький продавец дров
Едва забрезжил рассвет, как Трайче уже пустился в путь по дороге, ведущей от Караормана к Струге. Перед ним мерно вышагивала лошадка Дорчо, гружённая сухими буковыми поленьями. Внизу, у самой дороги, пенилась и гудела строптивая, бурная речка Сатеска. Время от времени Трайче останавливался, вытряхивал из своих рваных опинок[3] песок и снова шагал дальше.
— Живей, Дорчо, живей! Пошевеливайся! Ведь до Струги-то ещё далеко, — поторапливал Трайче свою лошадку.
А та, будто понимая, о чём идёт речь, и в самом деле ускоряла шаг.
Уже совсем рассвело. Небо со стороны Ильиной горы слегка зарумянилось, словно где-то далеко разожгли огонь, потом стало золотисто-жёлтым и, наконец, окрасилось багрянцем. Крупные капли росы, рассыпанные по зелёной траве, засверкали переливчатыми жемчужинами. Защёлкал соловей, засвистел дрозд. Опустилась на верхушку высокого дуба кукушка, повертела своим длинным хвостом, и над лесом разнеслась её заунывная песня: «Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!..»
Шелест листвы, пение птиц, весёлое чириканье воробьёв — всё это сливалось в одну волшебную утреннюю песню, славящую рождение нового дня.