Образцы любовной лирики в лучших традициях народной поэзии создавал VI Далай-лама Цаньян Джамцо. Многие его стихи отнюдь не божественного содержания становились любимыми песнями тибетцев:
Что касается сказок, то эта часть фольклора подверглась наибольшему воздействию со стороны индо-буддийской традиции. Сказочные сюжеты встречаются во многих письменных памятниках Тибета, но практически во всех случаях прослеживается их индийский первоисточник. По мнению специалистов, специально изучавших эту проблему, внедрение буддийской идеологии в народный сказочный мир являлось одним из действенных методов распространения Закона, причем большинство сочинений классического буддизма представляли собой развитие индийской фольклорной традиции. Поэтому для данного сборника мы отбирали сказки, записанные непосредственно у сказителей и лишь впоследствии подвергнутые литературной обработке. В этом случае даже заимствованный сюжет подвергался неизбежной местной переработке и, таким образом, становился уже фактом тибетского фольклора.
Наиболее характерный в этом плане пример — судьба популярного индийского памятника средневековой литературы «Двадцать пять рассказов Веталы» (т. е. Волшебного Мертвеца, в которого вселился дух). Достигнув Тибета, цикл принял форму рассказов Роланга (буквальный перевод с тибетского: «встающий (оживающий) труп»). Заметные отличия от индийского источника прослеживаются и в двух письменных сборниках, составленных в XI–XII вв. Но помимо них чрезвычайно большой популярностью пользуются изустные сказки, число которых намного больше письменных. Как считал известный тибетолог Ю.М. Парфионович, преобладающая часть изустных рассказов Роланга можно с полной уверенностью отнести к продукту самостоятельного устного творчества жителей заснеженной страны, поскольку фантастические события в сказках служат лишь фоном, на котором дано вполне реальное изображение различных сторон тибетской жизни.
Одно из немногих исключений из общего принципа отбора фольклорных произведений было сделано для легенды, открывающей сборник и повествующей о происхождении тибетцев от царя обезьян. Текст был переведен Б.И. Кузнецовым из сочинения сакьяского ламы Соднама Гьялцана «Светлое зерцало царских родословных» (XIV в.). Автохтонность данного сюжета сомнения не вызывает, поскольку кроме тибетцев он зафиксирован только у качинов, язык которых также относится к сино-тибетской языковой семье. Устойчивость сюжета доказывает еще одна популярная тибетская сказка («Золотая ваза и обезьяны»), в которой дети якобы превращаются в мартышек.
Часть сказок, включенных в сборник, записана выдающимся сибирским ученым Г.Н. Потаниным в ходе его путешествия по Центральной Азии. Главным информатором был лама из монастыря Дочжичжа (пров. Сычуань), а переводил сказки на русский язык через посредство монгольского член экспедиции Будда Габданович Рабданов, бурят из Забайкалья. Поэтому в текстах сказок много монгольских имен и названий. Мы намеренно сохранили эту особенность текстов, опубликованных еще в 1914 г., поскольку, на наш взгляд, в данном случайном обстоятельстве проявилась важная закономерность в культурном развитии региона — взаимопроникновение и взаимовлияние тибетской и монгольской мифологии и фольклора.
Несколько сказок записано в Ладаке — высокогорной области на северо-востоке Кашмира, населенной тибетцами. Существовавшее на здешних землях княжество играло важную роль в осуществлении контактов между Индией, Туркестаном и Тибетом. Ладаки подверглись наиболее сильному влиянию со стороны индийской культуры, что отразилось и на реалиях ладакских сказок. Некоторые из них представляют собой упрощенный вариант упоминавшихся выше рассказов Роланга. Но несмотря на утрату в ладакских версиях некоторых важных сюжетных линий, мы остановили выбор именно на них, поскольку все они впервые переводятся на русский язык.
Большинство сказок собрано в разных районах собственно Тибета — от жарких субтропических долин до заснеженных вершин. Столь же широко социальное поле, охватывающее и самые бедные хижины, и царские дворцы. В сказках, как и в песнях, отразился, по словам Л.Н. Гумилева, «открытый, веселый и общительный характер тибетца». Например, при всей своей набожности, несмотря на религиозные запреты, тибетцы охотно едят мясную пищу, непрочь и выпить. Иначе им было бы трудно выжить в суровых условиях Страны снегов. Они глубоко почитают наставников-лам, но замечают и их недостатки, могут подшутить над их хитростью, а то и глупостью. Таким образом, сказки дают представление о различных проявлениях тибетской жизни во всем ее многообразии. Надеемся, что эти новые знания помогут укрепить отмеченную еще Н.К. Рерихом («Алтай-Гималаи») линию духовного родства между Сибирью и Тибетом.
С.А. Комиссаров,
член Центрального совета
Российской ассоциации китаеведов
