Выбрать главу

— Да это и есть город, улица Красная.

Показался один двухэтажный дом. Дальше опять

домики, лачуги и длиннейшие заборы. За заборами целые леса деревьев, между заборами и тротуарами вековые, в два — три обхвата, дубы, а боковые улицы — совсем лесные просеки. Мы попали в «город в лесу».

Ямщик молча доехал до ворот, свернул во двор и подвез нас к каким‑то лачугам.

— А здесь номера, — сказал он.

— Да ведь она еще не достроена, — рассмеялись мы.

Мы встали и направились к одной из лачуг. Переступив порог, очутились в сенцах с земляным полом. Здесь были две простые двери, какие обыкновенно бывают в хатах. Отворили одну и увидели низкую комнату с бревенчатым потолком, с крошечными окошками и также земляным полом. В ней находились простая деревянная кровать, деревянный диван, несколько стульев и стол. Вторая комната была похожа на первую, но так мала, что в ней помещались только кровать да два стула. За первый номер с нас спросили один рубль в сутки, за второй семьдесят пять копеек.

Мы остались в номерах, где и прожили до приискания квартиры.

Чтобы спастись от жары, мух и комаров, нужно было постоянно держать окно и ставни закрытыми. В комнаты часто забирались лягушки и, не стесняясь, прыгали вокруг нас. Отдохнув после дороги, я попросила номерного привести нам извозчика.

— У нас в городе нет извозчиков, — сказал номерной. — Если желаете, можно взять хозяйскую линейку и лошадку. Это будет стоить один рубль в час.

Мы приняли предложение и отправились искать квартиру. В домах жили собственники, а квартир, отдававшихся внаем, было очень мало. Наконец нашелся дом, числившийся в опеке. Он был разорен, запущен, но после порядочного ремонта мы в нем поселились.

Наше имущество везли на волах, и только на двенадцатый день оно из Тамани попало в Екатеринодар.

Мы начали устраиваться. Когда понадобилось внести рояль в комнату, позвали людей, пришло восемь человек казаков, но для них, как видно, это дело было незнакомым. Несмотря на все старания, они не могли сдвинуть рояль с места.

— Нужно больше людей, — решили казаки и отправились за помощью.

Когда набралось человек двадцать, они с большим трудом, а вернее, неумением, шумя и крича, внесли наконец в комнату рояль. Получив вознаграждение за труд, казаки не уходили и с любопытством рассматривали инструмент и расспрашивали о нем. Вместо всяких объяснений я открыла крышку и сыграла что‑то. Казаки улыбались, обменивались замечаниями и, вполне удовлетворенные, ушли.

Любопытство казаков легко объяснить тем, что во всем городе было тогда лишь четыре рояля, и то недавно привезенных, да кое — где слышались дребезжащие звуки старых клавикордов.

В дороге рояль несколько пострадал, и понадобился настройщик из Керчи.

— Подождите, пока приедет настройщик из Керчи. Он недавно здесь был, а через год опять приедет, — услышала я приятную весть.

Дом наш стоял в большом дворе, походившем на рощу благодаря множеству фруктовых и других деревьев. Против нас на площади находилась Екатерининская церковь. Она была деревянная и очень старая. За церковью виднелась неширокая полоса векового леса, доходившая до пруда Карасуна. Быстрая, мутная, с бурлящими омутами Кубань протекает по другую сторону города. За Карасуном большой лес — Дубинка. Он служил любимым местом прогулок для горожан. Возле города лежали обширные болота. Разливавшаяся каждую весну Кубань охватывала большие пространства, которые совсем не просыхали. На них произрастали камыши. Эти‑то так называемые плавни и были рассадниками господствующих здесь свирепых лихорадок. Бывали дни, когда почти вся наша семья лежала, страдая этой изнурительной болезнью. Некоторые, спасаясь от лихорадки, даже летом в сухую погоду продолжали носить галоши.

Екатеринодар, весьма недавно превращенный из станицы в областной город, поражал правильностью своих кварталов и расположением улиц, но внешним видом и благоустройством ничем не отличался от любой станицы.

Красная улица тянулась версты на две и упиралась в громадную площадь, занимавшую собой четыре квадратных квартала. Вся площадь была покрыта высокой травой и полевыми цветами. Говорили, что осенью, не без успеха, на ней охотились на диких уток и перепелок.