«Августа Леонидовна, — прочитал я потом в книге
приятеля Есенина, — была первой красавицей Камерного театра: волоокая, статная, с мягкими движениями, говорила негромко».
Ее заметили еще в юности. Она жила в Нахичевани, а училась в Ростовской Екатерининской гимназии, ходила туда пешком: деньги, которые ей давали на конку, она копила на билеты в театр. С галерки видела в «Норе» и «Бое бабочек» В. Ф. Комиссаржевскую. В последнем классе гимназии играла Софью в спектакле «Горе от ума».
— Я часто огорчалась оттого, что хорошо выглядела на сцене. Как‑то А. Я. Таиров сказал: «Вы сегодня были очень красивой». Я чуть не заплакала. Я готова была стать уродиной, только бы мне сказали: «Вы сегодня хорошо играли». На одном из дневных спектаклей по пьесе Анненского был переполох: пришел Федор Шаляпин. Мы танцевали вакханок. Мы почему‑то решили, что изнемогать от страсти надо с закрытыми глазами. Шаляпину спектакль не понравился, и он ушел раньше. Режиссер Ф. сказал мне: «Тебя хвалил Шаляпин. Спросил: «Кто эта дама с малиновой ленточкой на ноге?» — «Он же выругал меня! Я вакханка, а он назвал меня дамой».
— Нас очень похвалили. Пайщик театра, адвокат Иорданов, предложил устроить меня в театр. Я, конечно, испугалась. Я понимала, как отцу будет трудно, если поеду учиться. В 1910 году я вышла замуж. Миклашевский бросил работу, и мы поехали в Москву. Я поступила в театральную школу А. Шора. «Если не можете побороть застенчивость, — кричал на меня на уроках импровизации А. Г. Гейрот, — то надо забыть о театре и заниматься домом». Я плакала. Но, чтобы пересилить свою застенчивость, я решила держать экзамены в Камерный театр или Художественный. Перед Таировым и Коонен я читала: «У меня для тебя столько ласковых слов и созвучий…» На мне была серая юбка, серая кофта с высоким воротником и большой светло — серый шарф. Стихотворение Таиров попросил прочитать сидя. Я села. Прочитала. Таиров спросил: «То, как вы сидели, это вы заранее обдумали?» — «Конечно, нет». После танца мне сказали: «Официально вы узнаете через десять дней, а пока вы приняты». И в Художественном театре меня записали на второй просмотр. Я читала одному Е. Вахтангову. На свадьбе Гейрота Вахтангов напугал меня своими похвалами, пошел меня провожать. Уверял меня, что, если поступлю в Камерный театр, никогда не стану актрисой, а буду «стильной барышней». Звал к себе пить кофе. Больше я в Художественный не пошла…
— Почему вы так мало написали о Есенине? — спросил я Августу Леонидовну в другой раз в июле 1971 года.
— Написала то, что было.
И она сказала, сколько придуманного, а порою просто пакостного, читала в некоторых воспоминаниях о поэте, особенно в «Романе без вранья» А. Мариенгофа.
— Кстати, познакомила меня с Есениным актриса Никритина. Это было в конце лета 23–го года. Из‑за сына я не поехала в Париж с театром Таирова. Он как‑то после спектакля «Федра» собрал всех актеров и объявил, что театр едет в Париж. «Детей не брать». Я спросила: «Почему?» — «Потому что вы будете получать прожиточный минимум». — «А как же мой сын здесь будет жить?» — «Будете посылать пайки». Я обиделась и ушла с собрания. Таиров знал, что мне не с кем оставить сына. Я растила его сама. Чтобы иметь няню для сына, я, кроме театра, выступала по ресторанам, пела, танцевала. Отец моего сына, когда узнал о гастролях таировцев в Париж, стал уверять, что это только издалека кажется Париж интересным — он там бывал несколько раз. Одного он не понимал: для меня счастье было не в Париже — я теряла роли, теряла театр. Я его считала родным домом, мне и в голову не приходило, что я когда‑нибудь окажусь без Камерного театра. Мои роли были уже розданы другим актрисам. Так я осталась дома. И познакомилась с Есениным.
— Где же вы выступали?
— Временно в театре «Нерндай». Ездила по городам: Курск, Орел, Смоленск. Возила с собой сына и сестру Тамару. Есенину я понравилась в сценке «Кабачок и роза» по рассказу О’Генри. Я играла мисс Пози, актрису варьете. Она отвергла дюжину партнеров, ей претили щеголи, которые не играли деревенского простака, а подделывались. Вы не читали рассказ? Один талантливый актер очень хотел сыграть с ней. Но как добиться милости Пози, согласия? Он поехал в ее деревню, все и вся изучил, выведал родословную Пози и по возвращении в погребке, где все сидели, притворился ее соседом. Ошарашил ее деревенскими новостями, рассказами о матери, от которой она как‑то ушла за славой в город, оставив в пыли на дороге следы своих башмачков. И когда актер на следующий день пришел просить разрешения на роль, служанка в гостинице сказала: Пози все бросила и уехала жить в свою деревню. Есенину это доставило удовольствие. За кулисы он прислал мне корзину цветов и записку: «Приветствую и желаю успеха».