Гости собрались у мсье Барсука, чтоб обсудить, как достойно разрешить скандал, который с таким удовольствием устроил мстительный мсье Баран.
Они детально взвесили всё, что говорило в пользу Тима.
Очень хорошо, что он теперь согласился работать у мсье Жана. Работающий всегда вызывает уважение.
Очень хорошо, что Лисонька видела всю эту безобразную сцену в саду Тима. Это, конечно, поможет убедить судью.
Кроме того, мсье Барсук сам слышал эту чудную мелодию, которую играл Тим, и под которую хотелось танцевать даже тому, кто никогда не любил этим заниматься... Стыдно растоптать дудочку, если на ней так хорошо играют!
Наконец, они не без споров, но составили подробный план действий.
— Я пойду к судье на ужин, когда он выздоровеет, и за вкусной трапезой изложу ему события, как они происходили в действительности, — сказал кюре Анри.
— Я постараюсь еще и еще поговорить со всеми своими покупателями: хорошо убеждать людей в то время, когда ты продаешь сладости или игрушки, — сказала мадам Коза.
— А я выскажу каждому свое возмущение поведением мсье Барана, когда буду развозить утренние булочки, пахнущие ванилью и корицей! — сказал мсье Барсук.
Вкусный запах поможет убедить многих, мсье Барсук не сомневался в этом.
А если общественное мнение будет на стороне Тима и судья мсье Филин будет знать правду, тогда мсье Барану не удастся его злая и глупая затея с судом и кутузкой.
Так они попивали ароматный и вкусный чай, довольные тем, что составили такой хороший план.
А того и не знали, что Тим уже сидел в кутузке!
Тим вернулся из поездки окрыленный: мсье Жан сразу же заплатил ему за работу.
Тим с гордостью отдал часть заработанных денег матери, которая и заплакала, и запела от радости, что сын, наконец, поумнел.
А другую часть он решил положить в банк на покупку флейты, о которой он теперь мечтал каждую минуту.
Чудная, прекрасная, удивительная флейта, какие мелодии она будет выпевать!.. Они уже почти звучали в нём!.. Так он думал, отдавая свой первый взнос на хранение.
Вот в банке его и арестовали.
Местный полицейский, мсье Козел, ухватил его за плечо и через несколько минут Тим оказался в кутузке, даже опомнится не успел.
Он, совершенно ошарашенный, присел на табурет, привинченный к полу, облокотился на деревянный стол и осмотрелся.
В кутузке было темновато, грязновато и даже почему-то холодно, хотя за окном был горячий летний день. С потолка на длинной паутине спускался паук...
— Что случилось? В чём я провинился? — спросил у него Тим.
Паук, конечно, ничего не ответил.
Тогда Тим подошел к окну и стал смотреть на мир. Мир был весел, зелен, прекрасен, но наслаждаться видом необыкновенно мешала тяжелая ржавая решетка.
Где-то прогромыхал по булыжникам грузовик — очевидно, мсье Баран куда-то поехал с грузом...
Колокол ударил несколько раз — верующие призывались в церковь...
Дверь распахнулась: это дежурный принес Тиму обед. На подносе были кусок хлеба и похлёбка... Тим нехотя поел, и то только потому, что дежурный буркнул: “Больше до утра ничего не будет!”
Что делать дальше, Тим не знал. Ему было очень тоскливо. Он стал обдумывать побег, но дверь была заперта, а решетка, хоть и ржавая, но очень крепкая.
Тогда он лег на доски, обозначающие ложе, стал глядеть в потолок и на стены, и вдруг заметил надписи: “ Здесь был мсье Кот”, “Эх! Жизнь! Как ты меня подвела!..”
Мсье Кота Тим смутно помнил. Это был старый и хромой нищий. Жители деревни его опекали, кормили. Тим помнил, что и он давал ему иногда какую-то мелочь, сэкономленную на завтраках. Изредка мсье Кот напивался, и тогда его сажали в кутузку, чтоб он не буянил и не размахивал своим костылём. Наутро его выпускали, и он какое-то время вел себя тихо и мирно. А потом он куда-то делся, и никто не знал — куда...
Кто писал о жизни, которая его подвела, Тим не догадывался. Может, это был мсье Ёж, который однажды побил свою супругу, а ее родственники с громким скандалом затащили его в кутузку?..
Тим вытащил перочинный ножик, который вчера в Париже купил на память о первых заработанных деньгах. Полюбовавшись блестящим острым лезвием, стал выцарапывать на стене свой автограф-обещание: “Вы меня еще узнаете!”
Он долго раздумывал: оставлять ли надпись безымянной или всё-таки подписаться? Решил не подписываться: как-то нехорошо в кутузке свое честное имя трепать!
Больше заняться было нечем. Время шло... Скука и тоска одолели его.