Выбрать главу

— Смотри! Мы специально так подобрали линию, чтобы можно было в любой момент приземлиться. Когда ты переждешь день и вылетишь снова, тебе нужно будет лететь на юго-восток. Значит, — Миопа развернулся с компасом, показывая, как поведет себя стрелка, — линия, по которой лететь, должна проходить уже через эти вот рисочки.

— Ага, — кивал драконенок, сияя глазами в полумраке сарая. — Вижу! Все ясно, это вовсе не сложно. А главное, можно летать даже без чувства!

— Долететь, — поправил Миопа. — Летать без чувства нельзя. Долететь домой, когда очень нужно... Ну! Будем прощаться. Стемнело, пора.

Тогда они вышли на улицу, под ранние звезды осеннего вечера. Воздух был очень свеж. Драконенок вдохнул полной грудью.

— Как здорово! Лететь ночью, в таком воздухе и под звездами!

— Везучий ты!.. — Леессо чуть не плакала — оттого, что пришлось в конце концов расставаться. — Я тоже хочу улететь!.. Ты обязательно возьми рогожу. И вот еще тыква тебе, вкусная! Давай я подвяжу рогожу под лапу, а то на севере уже холодно...

— Возьми, пригодится, — кивнул Туба. — Как знать, что будет. Ведь ты даже у костра не погреешься. Во-первых, там может не оказаться веток. Во-вторых, костер могут заметить злодеи!

— Ну все! Нужно лететь, уже поздно... — Леессо всхлипнула, бросилась к драконенку и обняла за шею.

— Вы настоящие друзья, — тихо сказал драконенок.

Он не знал, куда подевать глаза и смотрел грустно в землю. Броня мрачно мерцала в сумерках осеннего вечера.

— Когда мне исполнится девяносто девять, я выберу имя, а дедушка уже отпустит меня одного из пещеры, я сразу к вам прилечу!

— И тогда покатаешь нас, хоть чуть-чуть? Хоть над лесом? — Леессо вытирала слезы.

— Еще бы! Мы залетим в самую глушь — туда, где никто не бывал! А потом залетим на какой-нибудь пик и разведем в высоте огонь. И будем сидеть и смотреть вокруг, и весь мир будет у нас под ногами! Здорово?

— Еще как! — кивали ребята, грустные как никогда в жизни.

— А потом слетаем к нам в гости! Эх, знаете, какой у нас замечательный вид из пещеры! Долина, такая тихая и уютная... Внизу речка — быстрая и прозрачная, как будто хрусталь вытекает из гор. И вода в ней такая чистая и такая вкусная, студеная — брр! А наверху — ясное небо, бархатное и ласковое, даже когда очень холодно... Эх, знаете, как у нас здорово!

— Пора! — Миопа вручил драконенку карту и компас. — В дорогу! Попутного ветра!

— Попутного ветра! — сказал Туба.

— Попутного ветра! — сказала Леессо.

Ребята по очереди обняли драконенка за шею. Сверкнув на прощанье глазами, он разбежался, подпрыгнул, ударил крыльями. Потом ударил еще раз, еще — толчок за толчком, поднялся ввысь — последний луч солнца на миг просиял в броне — и растворился в бездонной синеве осеннего неба.

* * *

МАЛЬЧИК И ЕГО ЧЕРНЫЙ ДРАКОН

С востока шли тяжелые тучи. Иногда ветер рвал толщу — тогда в просветах мелькала синева неба, падал загадочно свет, растекался по холодному изумруду леса жемчужным мерцанием. Ветер снова сталкивал тучи — огромные, мрачно-серые, снизу почти фиолетовые — взъерошивал листья, вздымал волны с серебристой изнанкой. Листья рвались, ветер хватал их, уносил вместе с пылью. Он нес ее издалека, с востока — оттуда, где горные склоны круглый год калятся злым солнцем, изредка орошаясь грозой, которая перебирается из-за гор, с Океана.

Никто Океана не видел, никто не знал, что он такое. Но, может быть, это им пахнут ветры, дующие с востока летом и ранней осенью? Может быть, слегка опьяняющий запах и есть аромат Океана — терпкий, солоноватый, свежий не по-степному? Ведь Океан — он огромный, бескрайний! Не может его аромат иссякнуть, пусть даже приходится ему перебираться с грозой через мрачные горы.

Так думал Эйссэ каждый раз, когда восточный ветер обрушивался на перелески, разбросанные по степи. Он прибегал на опушку, где прозрачный лес расступался и с обрыва открывался простор до восточного горизонта. Прибегал посмотреть на загадочную равнину, подышать воздухом, волнующим и чужим. Лес внизу расстилался, растворялся в неизвестной дали. Там был другой мир. И там никто не бывал — все жили здесь, наверху, в ветреной степи предгорий, и здесь родился и жил Эйссэ.

Лес внизу был густым, совсем не таким, как здесь. Там было совсем по-другому, совсем не так, как здесь, — на холмах, в просторной, жаркой, залитой солнцем степи. Даже в яркий солнечный день там властвовал мрак — холодный, глубокий, таинственный. Сюда, к обрыву, не приходили. И сам Эйссэ боялся, прибегая сюда. А чтобы спуститься — с родного, до каждой травинки знакомого плоскогорья, — о таком Эйссэ только мечтал, в сладком ужасе.