— Пол уже весь мокрый, — сказал Хэрн.
Я потрогала коврик перед очагом. Он и вправду был мокрый, словно болотный мох. Я охнула.
И тут дверь спальни распахнулась, и на пороге возник Гулл. Он был одет в ночную рубаншку, и казался сейчас совершенно обычным, прежним Гуллом.
— Уже пора? — спросил он.
— Что — пора? — удивился Хэрн.
— Пора уходить, — сказал Гулл. — Нам надо плыть вниз по Реке.
Вот клянусь — перед этим Робин спала. Но тут она мгновенно вскочила и попыталась успокоить Гулла и уложить его обратно в постель.
— Да-да, мы уходим. — сказала она. — Но еще рано. Пойди полежи, пока мы будем собираться.
— Но вы же не уйдете без меня? — спросил Гулл, когда Робин оттеснила его обратно в спальню.
— Конечно, нет! — сказала Робин. — Но мы еще не сложили вещи в лодку. Ты отдохни, пока мы будем их складывать, а когда завтрак будет готов, я тебя позову.
Пока она укладывала Гулла в постель, мы с Хэрном сердито шлепали по комнате. Мы заправили лампу, зажгли ее снова и подложили в очаг последние поленья. Утенок проснулся.
— Мы вправду уходим? — спросил он, когда Робин вернулась.
Мы с Хэрном думали, что Робин просто успокаивала Гулла. Но она сказала:
— Видимо, придется. Мне кажется, Гуллу лучше знать, чего хочет Бессмертный.
— Ты имеешь в виду, что это Бессмертный сказал ему, что нам нужно уходить? — спросила я. И хотя было раннее утро, от благоговейного ужаса у меня по спине побежали мурашки. Обычно со мной такое случается только по вечерам.
— Гулл, должно быть, услышал наш разговор, — сказал Хэрн. — Только-то и всего. Но лично я доволен, что хоть что-то заставило тебя пошевелить мозгами и начать соображать. Давайте собираться.
Тут я поняла, что мне совершенно не хочется никуда уплывать. Шеллинг был единственным местом, которое я знала. А вокруг была пустота. Люди приходили из ниоткуда и рассказывали всякие истории про варваров с их заклинаниями, про короля, про войну — но я не верила, что все это взаправду существует. Настоящим был только Шеллинг. Мне не хотелось уходить в никуда. Кажется, Хэрн себя чувствовал примерно так же. Мы взяли лампу и побрели в дровяной сарай, чтобы выгнать лодку наружу, для погрузки.
Как только мы открыли дверь, в сарай снова хлынула вода. Она вилась вокруг наших лодыжек, словно желтый шелк, ленивая, гладкая, упругая и сильная, — и с журчанием утекала в жилую часть дома. Лодка плавала уже на уровне ступеньки. В свете лампы в воде отразились наши удивленные и испуганные лица.
— Знаешь, — сказал Хэрн, — а ведь мы вполне можем загрузить лодку здесь, а потом просто выплыть через дверь.
Я посмотрела на дверь — но мне мешал свет лампы. Я смотрела вниз — туда, где обычно находился спуск к Реке, — и не понимала, что я вижу. Ну, вы же знаете, такое иногда случается. Вместо склона я увидела какую-то яркую длинную полосу, а посреди этой полосы что-то скользило. Мне показалось, будто меня вынули из моей же собственной головы и поместили в куда-то несущуюся пустоту. Я увидела у себя под ногами себя саму: копна спутанных волос и круглые от страха глаза, дикие и странные. Мне подумалось, что, наверное, так себя сейчас чувствует Гулл.
Утенку это все не нравилось.
— Эта вода лезет туда, где всегда был воздух! — сказал он и побрел к двери, пытаться ее закрыть.
Но удалось это лишь Хэрну — у остальных не хватало сил справиться с напором воды. Я постоянно забываю, какой он сильный, наш Хэрн. А по виду никогда не догадаешься. Он высокий и худой, и вдобавок еще и сутулится — в общем, в точности, как цапля, в честь которой его назвали.
Мы долго спорили, что нам надо брать с собой, а потом долго ходили вверх-вниз по лестнице на чердак и обратно. Робин сказала, что надо взять с собой яблоки. Хэрн сказал, что ненавидит фрукты последнего урожая. На самом деле, просто никому из нас не хотелось уплывать. Но постепенно нас охватило приподнятое настроение, и погрузка пошла быстрее. Хэрн укладывал вещи в ящики и громко отдавал приказы, а остальные бегали туда-сюда, вспоминая, что нам еще понадобится. Мы упаковали столько кастрюль и сковородок, что готовить завтрак оказалось не в чем. И почти всю еду мы тоже упаковали — остался лишь хлеб да сыр.
Робин разбудила Гулла и одела его в теплую одежду. На остальных были старые толстые дождевые накидки. Я тку их, только когда позарез нужно, потому что их надо ткать в двойное плетение, и на каждую такую накидку уходит несколько недель. Мое будничное платье намокло, а изводить праздничное мне не хотелось. А кроме того, мне уже осточертело бродить во воде, путаясь в юбке. И я надела старую одежду Хэрна. Я попыталась уговорить Робин надеть какую-нибудь старую одежку Гулла. Год назад она бы наверняка согласилась. А теперь она вколотила себе в голову, что надо вести себя как леди, и напялила свою кошмарную старую синюю юбку — я там допустила ошибку при тканье, и узор получился совершенно неправильный.
На Гулла все теплые накидки были маленькие. Подошла лишь одна — та, которая мама соткала для папы еще перед свадьбой. Моя мама была великой ткачихой. На этой накидке выткана история Халиана Тан Халета, Лорда Горных Рек. Она настолько прекрасна, что когда Робин подвела Гулла к столу, я просто не выдержала и отвернулась. Накидка маминой работы и синяя юбка Робин — на такое соседство больно было смотреть.
Пока мы одевали Гулла, мне пришло в голову, что с ним все не настолько плохо, как мне показалось сначала. Он пару раз улыбнулся и спросил, вполне разумно, не забыли ли мы рыболовные снасти и запасные шпеньки для мачты. Но при этом он по-прежнему смотрел куда-то перед собой и, похоже, не способен был одеться самостоятельно. Я даже подумала: может, он ослеп? На то было похоже.
Я проверила это во время завтрака — поднесла ломоть хлеба прямо к лицу Гулла. Гулл моргнул и отвел голову. Он ничего мне не сказал и даже не спросил, что это я такое делаю — в отличие от Хэрна и Утенка, — но он явно видел этот хлеб. Я вложила хлеб ему в ладонь, и Гулл его сьел — но взгляд у него остался прежний.
— Я это уже проверял ночью, — шепотом сообщил мне Утенок. — Он все нормально видит. Так что тут что-то другое.
Мы сидели вокруг стола, поставив ноги на перекладинки стульев, потому что вода лила уже из-под всех дверей — даже из-под передней, — и пол превратился в одну сплошную лужу. Тот угол, где стоял мой ткацкий станок и прялка, был выше по склону, и там еще было сухо. И в чулане для мытья посуды — тоже, не считая углубления в середине. Мы посмеялись над этим, но мне было жалко, что нельзя забрать станок с собой. Но лодка была так нагружена, что об этом не стоило даже и заикаться.
В тот самый момент, когда я вложила Гуллу в руку последний кусок хлеба, их очага с шипением вырвалась струя пара.
— Силы небесные! — воскликнула Робин. Она кинулась к очагу и по дороге забрызгала нас всех. Вода сочилась через камни очага и неторопливо текла на угли. Робин нырнула в это облако пара, схватила совок и сгребла в груду не успевшие угаснуть угли и дрова. Потом она повернулась к нам, кашляя и одной рукой отгоняя дым. В другой у нее был совок с углями.
— Горшок для углей, живо! Да помогите же мне кто-нибудь!
Сколько я себя помню, огонь в этом очаге никогда не угасал. И мне просто в голову не пришло подумать, как же мы его разведем заново, если он погаснет. От пронзительного вопля Робин даже Гулл дернулся. Хэрн выплеснул воду из большого горшка для углей, котроый мы обычно брали с собой, когда куда-то плыли, а я сбегала за маленьким, который носили в поле. Утенок схватил со стола кружку и тоже попытался зачерпнуть углей. Он успел набрать всего полчашки, а потом вода полностью залила очаг, и он превратился в черную лужу, над которой поднимался пар.
— Думаю, этого нам хватит, — с надеждой сказала Робин, закрывая горшки.
В общем, все подталкивало нас к уходу, — так я подумала, когда побрела вместе в Хэрном в дровяной сарай, отнести горшки в лодку. Под напором воды дверь сарая снова распахнулась. Уже начало светлеть, но снаружи ничего не было видно, кроме желтовато-коричневых вод Реки. Река текла мимо так мощно и вместе с тем тихо, что казалось, будто она крадется. Другого берега не было. Коричневая вода струилась меж деревьев так же уверенно, как через наш дровяной сарай. И все было таким тихим и спокойным, что до меня сперва даже не дошло, насколько быстро течет Река. А потом мимо дверного проема промелькнула ветка. Появилась, и в тот же миг исчезла. Наверное, в этот миг я почти готова была поверить, что Река и вправду бог.