— Ну и ветрюган! — сказал Утенок. Он свернулся калачиком на дне лодки, прижимая к себе свою драгоценную Леди.
Хэрн с отвращением произнес:
— Тут же мили и мили! И как нам, спрашивается, их одолеть?
Я бы, наверное, и сама сказала что-нибудь в этом роде, если бы успела подумать. Нам с Хэрном это озеро показалось чересчур большим. А Гулл подхватился и огляделся по сторонам.
— Почему мы остановились? — спросил он.
Мы вовсе не останавливались, но в озере течение ослабело, и к тому же, кажется, лодка немного сошла со стремнины. По озеру шла рябь, и там, где Река вливалась в озеро, вода была скорее желтой, чем серой.
— Поставь парус, — сказала я.
— Нечего тут мной командовать! — огрызнулся Хэрн. — Утенок, вставай и давай помогай!
— И не подумаю, — сказал Утенок. Видите, какие злые мы тогда были?
Хэрн шагнул к мачте, но тут Гулл снова подал голос.
— Что ты делаешь? Почему мы не плывем дальше?
— Да плывем мы, плывем, дурак безмозглый! — заорал Хэрн. — Я ставлю парус! А теперь заткнись!
По-моему, Гулл его просто не услышал. Зато услышала Робин.
— Хэрн, ну неужели тебе ни капельки не жалко несчастного Гулла?!
— Жалко! — огрызнулся Хэрн. — Но я не собираюсь притворяться, будто в таком виде он мне нравится. Если я тебе мешаю, сделай как-нибудь, чтобы он помалкивал.
Робин на это ничего не сказала. Мы поставили мачту и парус, а Утенок снизошел до того, что опустил киль. Киль изобрел папа, и это его самое лучшее изобретение; с таким килем речная лодка-плоскодонка отлично ходит под парусом. Теперь она, накренившись, неслась по серым водам озера. Гулл тихо лежал на дне. Утенок пел. Когда он принимается петь, сразу становится ясно, за что его прозвали Утенком. Хэрн так ему и сказал. Они снова сцепились, но тут до меня дошло, что Робин за все это время так и не сказала ни слова. Она сидела белая, как мел, и заламывала руки.
— Эй, с тобой все в порядке? — спросила я. Робин начала меня раздражать.
— Я боюсь, что мы утонем! — отозвалась Робин. — Озеро такое большое и такое глубокое! Только глянь, какие здесь волны!
Если бы я к тому моменту уже успела повидать море, я бы только посмеялась над страхами Робин. Но сейчас лодка кренилась, а вода бурлила. До берегов было по несколько миль — столько не проплывешь. И озеро и вправду казалось глубоким. Мне тоже стало страшно. Хэрн промолчал, но не стал выводить лодку на середину озера, на стремнину. Он и до того держался от нее в стороне, а теперь взял еще ближе к берегу. Вскоре мы добрались до мыса, поросшего деревьями. Деревья спускались по склону и уходили в воду. Мы проплыли над верхушками их затопленных собратьев. Робин краем глаза заметила их и опять заверещала насчет того, какое озеро глубокое. Она даже потянулась было к Одному. Но Робин слишком сильно почитала Одного, чтобы вот так вот взять и схватить его. Потому она шарила по сторонам, пока не нащупала Младшего. И вцепилась в него, да так, что костяшки побелели. Мы миновали много подобных мысов и затопленных деревьев, и в конце концов вошли в широкий залив — в этом месте озеро проникло даже в соседнюю долину. Вдали, на берегу виднелся зеленый луг. Он нам показался вполне подходящим местечком. Хэрн направил лодку к нему.
Гулл тут же вскочил и принялся кричать на Хэрна, и требовать, чтобы тот никуда не сворачивал. Хэрн выразительно посмотрел на меня, и мы поплыли дальше.
На дальней стороне залива обнаружился остров — крохотный клочок земли с купой ив, склонившихся над болотистым берегом. Гулл позволил нам причалить там, потому что островок находился прямо по курсу. Наверное, этот островок всегда был болотистым — какая-нибудь заболоченная впадина на склоне, — потому что его со всех сторон окружал тростник. Правда, сейчас из-под воды торчали лишь верхушки. В основном здесь рос высокий танакви, и сейчас он храбро пытался цвести — ведь уже наступила весна! Воздух был напоен его ароматом. Лодка вошла в тростники, распугивая болотных птиц.
Хэрн рассмеялся.
— Вы только гляньте на эту малышню!
И он указал на цепочку утят, которые деловито плыли следом за матерью куда-то под ивы. Утенок тут же повернулся к Хэрну спиной и надулся. Должно быть, именно этого Хэрн и добивался. Нет, от моих братьев свихнуться можно.
Мы высадились на берег, развели костерок — он сильно дымил, — и поели. Гулл есть не стал. Он просто сидел с куском хлеба в руках. Робин попыталась сунуть хлеб ему в рот, но Гулл так и не начал жевать.
— Гулл, я уже просто не знаю, что нам с тобой делать! — в отчаяньи воскликнула Робин. Вскоре после этого она уснула, прислонившись спиной к стволу ивы и положив Младшего на колени. А Гулл сидел рядом с ней и смотрел куда-то невидящим взглядом. Утенок продолжал дуться. Мы с Хэрном пошли побродить по островку, но не вместе, а по отдельности. Он пошел в одну строну, а я в другую, и в тот момент мне было совершенно наплевать, встретимся мы хоть когда-нибудь, или нет.