Мы и опомниться не успели, как все это произошло.
Хуже всех себя, конечно, чувствовал Хандрила. Наш друг понимал: во всем, что произошло, виноват он. Теперь нас могли ожидать самые неприятные вещи: полиция, суд… И мало ли что еще…
Помочь нам было некому. Сандино работал в кузнице. Тьенета ушла на базар. Пикса находился на другом конце города у дяди. А девочки, боясь Далдончика, сидели в подвале и, вероятно, ничего не слышали.
Но когда Сандино вернется — что он сможет сделать? И как объяснить ему, что все несчастья произошли из-за непослушания Хандрилы?..
Кот так расстроился, что на него жалко было смотреть. Как ни хотелось нам отругать своего друга, мы понимали, что ему и без того нелегко, и удерживались.
К нашему удивлению, хозяева не выдали нас полиции.
Я даже не знаю, почему так получилось. То ли они объявлений не читали. То ли им было лень: полицейский участок находился через четыре улицы. А может быть, им казалось, что награда за поимку слишком маленькая?
Тем не менее для нас настали тяжелые дни.
Неожиданно для себя мы превратились в игрушки богатых верзильянских деток. Фуфлыга тискала нас в объятиях, купала в грязной мыльной воде и одевала в кукольные костюмы. А когда мы ей надоедали, Фуфлыга награждала нас колотушками.
Жестокий Далдончик норовил ущипнуть нас, пнуть ногой или кинуть камнем.
Вдобавок нас плохо кормили. За короткий срок мы исхудали ужасно. Шкурка на Фунтике висела как на вешалке. У нашего Угадая под кожей торчали ребра. О Хандриле и говорить не приходилось. Терзаемый угрызениями совести, кот совсем потерял аппетит. Он не ел даже тех кусочков, которые приносили по ночам девочки.
Убежать от хозяев не было никакой возможности. Днем мы всегда находились на глазах у Фуфлыги и Далдончика. Даже ночью нас сторожили.
Наступила теплая солнечная погода. В комнатах стало душно. Семейство Шницеля устраивалось теперь спать во дворе, на раскладушках.
Папа Шницель, несмотря на свою лень, закладывал ворота на засов и вешал огромный амбарный замок. А ключ от замка клал в карман длинных штанов, концами которых укрывался как одеялом. Попробуй тут убеги!
— Это невозможно! — сказал нам как-то Угадай. — Я больше не вынесу! Сорвусь вот с цепи и всех их, толстых чертей, перекусаю! Да еще скажу потом, что я бешеный!
— Не делай этого! — сказал рассудительный Фунтик. — Ну хорошо! Ты их перекусаешь. Может быть, после этого нам удастся убежать! А дальше что?
— Верно! Что дальше? — спросил я.
— А дальше вся семья Сандино угодит за решетку. За то, что прятали нас. Нет, надо придумать что-нибудь поумнее!
— Уже! — неожиданно сказал Хандрила.
— Что уже? — удивился Угадай.
— Придумал! — ответил Хандрила. — Только погодите немножко! И подкормите меня! А то у меня от голода вся энергия израсходовалась. Голова совершенно не работает!
— Конечно! Какие могут быть разговоры! — согласились мы. — А что ты придумал?
— Пока не скажу. Скоро увидите! Ответьте-ка мне на один вопрос. Что больше всего на свете любят эти шницели-штрицели?
— Деньги! — сказал я.
— Вещи! — сказал Фунтик.
— Я думаю, деньги и вещи! — заявил Угадай.
— Ну правильно! И мне так кажется! — заключил Хандрила.
Затем кот умолк и глубоко задумался. Мы тоже примолкли, чтобы не мешать ему размышлять.
Несколько дней Хандрила думал, а мы его подкармливали.
Лина и Лена таскали коту, кроме еды, древесный уголь, кусочки серы и какую-то селитру. До сих пор не знаю, что такое селитра.
Все, что Хандрила получал, он тер, толок, смешивал и просеивал. Получался черный порошок. Маленькими порциями Хандрила отправлял его с девочками в дом, где они прятали порошок в укромном месте.
Другую изготовленную Хандрилой смесь, похожую по виду на замазку, мы намазывали на проволоку и прутики. Когда мы спрашивали Хандрилу, что это такое, он отвечал: «Холодный огонь!» И больше ни в какие объяснения не пускался.
Вы сами понимаете, что Хандрила занимался «химическими делам» только по ночам. Днем оп спал как убитый. Это очень не нравилось Фуфлыге, считавшей кота самой интересной своей игрушкой.
Наконец все приготовления, по-видимому, были сделаны. Хандрила долго совещался с Сандино, пришедшим к нам глубокой ночью. О чем они говорили — мы так и не расслышали. Знаем только, что Сандино тихо посмеивался.
Потом Сандино спрятал себе под куртку палочки и проволочки, замазка на которых давно высохла, и унес в дом.