Делать нечего, пришлось все бросить да в трапезную подняться, Ермилу кормить. Пополдничал Ермила, снова спать завалился, а через часок-другой опять дядюшку зовет. И так каждый день, каждую ночь, все одно и то же. Терпел Зенон неделю, терпел другую, терпел третью, а на четвертую и говорит:
- Не пойму я, Ермилушка, отчего ты прожорливый такой. То и дело от опытов меня отвлекаешь, прямо напасть какая-то!
- С дороги устал, - отвечает племянник, - проголодался. Да и возраст у меня такой, что организм растет, питания требует. Ты, дядюшка, вместо того чтобы скаредничать да куском хлеба меня попрекать, покормил бы хоть разок мяском свеженьким, живым, а то все жареное да вареное - надоело уже.
- Вот чего не могу, того не могу, - отвечает дядюшка. - Заклинаний таких еще не придумал, чтобы живое существо сотворить. День и ночь бьюсь, а все попусту.
- Плохо, - с сожалением в голосе говорит Ермила. - Может быть, прилежания, усердия тебе не хватает? Ты уж постарайся, дядюшка, не ленись больно мне мяска живого поесть хочется.
- Это дело не простое, - объясняет Зенон, - не скорое. А ежели тебе и впрямь невтерпеж, так вокруг крепости леса бескрайние, и дичи в них предостаточно.
- А кто же дичь эту для меня добудет?
- Сам и добудешь.
Поразмыслил Ермила да поутру на охоту отправился. Все вокруг исходил, и оленей, и косуль встречал, да только поймать не сумел. Набрел на большущий муравейник, целиком его проглотил, но ни капельки не наелся, лишь аппетит еще больше нагулял. Вернулся в крепость, рев поднял пуще прежнего, в который раз мяса свежего просит. А Зенон для Ермилы и так и сяк старается, да все угодить не может - больно уж привередливый, больно разборчивый племянничек стал. Что ему ни приготовь, что ни подай - все на скудность пищи жалуется, все упреками дядьку изводит.
Но и это не все! Как-то раз после ужина, перед сном, задумался Ермила, умолк, а потом этак томно вздохнул и говорит:
- Мысль у меня есть, дядюшка. А отчего бы не жениться мне? Так что ты особо не мешкай, невесту мне подбирай...
Зенон помалкивает, а сам думает: "Этого еще не хватало. Тут одного не прокормишь, а уж вдвоем-то они меня из собственного дома выживут".
А Ермила оглоблей в зубах ковыряет, глазищи на дядьку таращит да мысль свою продолжает:
- Ты мне не просто невесту найди, а красавицу, да знатного рода, чтобы всем на зависть.
- Может быть, царскую дочь тебе? - спрашивает Зенон, да этак с ехидцей, насмешливо.
- И то неплохо, - соглашается Ермила. - Дело стоящее. Ты умом-то пораскинь, дядюшка. Коли я у царя в зятьях буду, так неужто он меня не прокормит?
Тут Ермила зевнул, на бок увалился и дал храпака, а Зенон, недолго думая, огромным орлом оборотился да пустился в дальний путь, все для племянника старается.
К полуночи в столицу прилетел, вокруг царских теремов кружит, все в окна заглядывает, дочку царскую выискивает.
Нашел-таки, разглядел. Вот она, царевна, на пуховых перинках-подушечках в кружевной рубашечке спит себе, почивает. "Хороша невеста, глаз не оторвать, - думает Зенон, - для Ермилы сгодится". Тут он через окно в спальню забрался, схватил царевну и был таков.
К утру возвратился в крепость, невесту Ермиле принес, а она - вот незадача! - замуж идти за него отказывается. И так и этак упрашивали - все попусту!
Не стерпел Ермила, рассердился, на дядюшку с обидой поглядывает.
- Что же это за невеста, - спрашивает, - коли она идти за меня не хочет? Зачем ты ее принес-то?
- Ты уж извини, - оправдывается Зенон. - Видать, ошибочка вышла.
- Ничего себе ошибочка! - возмущается племянник. - Как же мне теперь зятем-то царевым стать? Ты, дядюшка, об этом подумал?
- Ой, и не говори, - сокрушается Зенон. - Не подумал! Теперь, видно, придется царевну уговаривать, пока не согласится.
- И то верно, - поддакивает Ермила. - Ты ее привез - ты и уговаривай. Да терпением запасись. Ты ей и нарядов, и сластей, и подарков всяких раздобудь - глядишь, и одумается.
С этого дня Зенон окончательно потерял покой. Мало того что племянник на шее сидит, так еще и царевне угождай.
Спустится, бывало, в свое подземелье, целый день колдует, наряды для царевны творит, потом наверх тащит, примерить просит, а она к ним и прикоснуться не желает. Ермила же, как узнает об этом, сразу дядьке упрек: "Наряды никудышные, коли невесте моей не подошли. Ленишься ты, дядя Зенон, усердия не проявляешь".
Зенон снова под землю, всяких шкатулок да ларцов, ожерелий да перстней наколдует, а царевна к ним и не притронется. Ермила же опять его нерадивостью корит. И так каждый день, одно и то же. Не жизнь у Зенона стала, а сущая каторга! Но и это еще не все.
Как-то раз среди ночи приснился ему страшный сон, будто бы костлявая старуха с косой к крепости подошла, будто бы в ворота стучится. Проснулся Зенон в холодном поту, прислушался - тишина кругом. Спустился во двор, к воротам подошел - тоже тихо. Ворота приоткрыл, наружу выглянул и там никого нет.
Постоял он возле ворот, а успокоиться-то никак не может, не в силах с чувством страха совладать. Сам не поймет, в чем тут дело. Еще раз прислушался, и почудилось ему, будто бы издалека, из-за гор, конский топот раздался. Да-да, конский топот, причем топот-то тяжелый, гулкий - видно, и конь силен, и всадник на нем не из легких.
Оборотился колдун летучей мышью да на звуки конских копыт полетел. Недолго летел, увидел воина на коне, принялся вокруг него круги выписывать Кружил-кружил, а потом сел у дороги на дерево и спрашивает:
- Как звать тебя, удалец?
- Гордей, - отвечает воин.
- А кто ты такой? Куда путь держишь? По какому такому делу в наши края наведался?
- Царский богатырь я, - отвечает воин. - Надобно мне царевну разыскать да в отчий дом вернуть, а того злодея, что похитил ее, - в железах в острог заточить.
- Ну что же, дело не простое, - смеется Зенон.
- Не простое? - переспрашивает богатырь. - Это почему же?
- А вот послушай, что я скажу, и сам поймешь, почему.
Тут он открыл свою книжицу да прочитал заклинание, чтобы Гордея, как и Дементия, в железный столб превратить. Прочитал, а проку-то нет! Богатырь как ни в чем не бывало едет себе дальше и в ус не дует. Лишь кольчуга на нем словно колокольчик зазвучала, серебряным звоном на заклинание отозвалась.