— Дай мне пить! — сказала она.
— Как она прекрасна! — воскликнул принц, до того плененный её красотой, что совершенно забыл про совет феи. Наказание не заставило себя ждать: в следующее же мгновение фея и исчезла.
Карлино схватился за голову с видом ребенка, зачерпнувшего воду раскрытыми пальцами.
Он попытался успокоиться и неуверенной рукой разрезал второй лимон, но вторая фея была еще прекраснее и мимолетнее, чем старшая сестра. Пока изумленный Карлино любовался ею, она тоже исчезла.
Тут принц разрыдался. Он рвал на себе волосы и призывал на себя с небес всевозможные проклятия.
— Не несчастный ли я! — восклицал он. — Два раза я позволяю им выскальзывать, как будто у меня связаны руки! О, я — глупец и заслуживаю своей судьбы. Мне нужно было бы бежать, как борзой собаке, я же стою, как пень. Прекрасно, нечего сказать! Однако, не все еще потеряно, в третий раз не будет промаха. Если этот нож, который мне вручила фея, опоздает и теперь, я буду знать, куда его направить!
С этими словами он разрезал последний лимон. Вылетела третья фея и, подобно другим, проговорила:
— Дай мне пить!
Тотчас же принц предложил ей воды, и вот перед ним осталась прекрасная и стройная девушка, белая, как крем, с румянцем на щеках. Она казалась цветком гвоздики, распустившимся поутру. Она была невиданной красавицей: свежесть ее не поддавалась сравнению, а о такой миловидности никто не смел даже мечтать. Ее волосы блестели ярче золота, голубые глаза позволяли читать в глубине ее сердца. Ее алые губки, казалось, открывались лишь для слов утешения и любви. Одним словом, с головы до ног это было самое пленительное создание, когда-либо спускавшееся с небес на землю. Как жаль, что не сохранился ее портрет!
При созерцании своей невесты принц потерял голову от изумления и радости. Он с трудом понимал, каким образом из горькой оболочки лимона могло выйти это чудо белизны и добродетели.
— Не сплю ли я? — говорил он. — Не вижу ли я все это во сне? И если это так, то сжалься, не пробуждай меня!
Улыбка быстро разбудила его. Фея приняла руку, предложенную ей принцем, и первая предложила ему отправиться к доброму Королю Алых Башен, который сочтет за счастье благословить своих двух детей.
— Душа моя, — сказал Карлино, — я так же, как и ты, хочу увидеться с моим отцом и доказать ему, что я был прав, но мы не можем войти в замок рука об руку, как два крестьянина, возвращающихся с поля. Ты должна прибыть как принцесса. Обожди меня в этом укромном уголке, я поспешу в замок и не позже, чем через два часа, вернусь с нарядами, достойными тебя, с экипажами и свитой, которые отныне уже не покинут нас никогда.
Затем он нежно поцеловал ее руку и ушел.
Когда молодая девушка осталась одна, ей стало страшно — карканье вороны, шум леса, треск сухой ветки, сорванной ветром — все пугало ее. С трепетом оглядывалась она по сторонам и увидела около родника старый дуб, ствол которого, расщепленный временем, мог дать ей убежище.
Она влезла в дупло и укрылась в нем до самой прелестной, обрамленной листвою, головки, отражавшейся в прозрачной воде, как в зеркале.
Недалеко от того места проживала невольница-негритянка. Каждое утро госпожа посылала ее за водою к роднику. Люция, так звали африканку, пришла и на этот раз, по обыкновению, с кувшином на плече, но, наполняя его, она заметила в воде отражение феи.
Безрассудная, никогда не видавшая своего лица, вообразила, что это ее отражение, и воскликнула:
— Бедняжка Люция! Какая ты прекрасная и миловидная! А госпожа посылает тебя, как вьючное животное, за водой! Нет! Нет! Никогда!
В припадке тщеславия она разбила кувшин и вернулась домой.
Когда госпожа спросила ее, почему разбит кувшин, невольница отвечала, пожимая плечами:
— Повадился кувшин по воду ходить, недолго ему и голову сломать!
Тогда госпожа дала ей небольшой деревянный бочонок и приказала ей тотчас же наполнить его у родника. Негритянка побежала к ручью и, вглядываясь с любовью в отражение в воде, вздохнула и сказала:
— Нет, я не обезьяна, как уверяют все. Я куда красивее моей госпожи, пусть ослы таскают бочонки!
Она схватила бочонок, бросила его, разбила и, ругаясь, пошла домой.
Когда госпожа, поджидавшая ее, спросила, где бочонок, невольница в гневе отвечала:
— Осел толкнул меня, бочонок упал и разбился.
Услыхав это, госпожа потеряла терпение и, схватив метлу, дала африканке один из тех уроков, которые не забываются в течение нескольких дней. Сняв с крюка кожаный мех, висевший на стене, она сказала ей: