Когда хозяйка вошла в кухню и увидела своего пристыженного и окровавленного супруга, она заявила, подбоченясь:
— Ну, и что же? Кто прав у нас в доме? Я скосила и убрала сено и вот стою в том же виде, как и вчера. А ты? Господин повар, господин пастух, господин отец семейства — где масло, где свинья, где корова, где наш обед? Если наш ребенок еще жив, то уж, конечно, не тебе он обязан этим. Бедное дитя! Если бы у тебя не было твоей матери!
Тут она принялась плакать и рыдать, причитая. Разве чувствительность сердца — не торжество женщины, а слезы — не торжество чувствительности?
Петр снес бурю молча и хорошо сделал: безропотность свойственна возвышенным сердцам. Но через несколько дней соседи заметили, что он переменил девиз над входом в свой дом. Вместо двух соединенных рук, над которыми красовалось сердце, окруженное голубою лентой и освещенное вечным пламенем, на вывеске красовался улей, окруженный пчелами, со следующей надписью: «Пчела жалит больно, злой язык — еще больнее».
Это было его единственной местью за тот злополучный день.
IVВот моя история, точь-в-точь, как ее рассказывают на зимних посиделках для наставления в мудрости юных норвежек. Им предоставляется на свой собственный страх выбирать между женою Гудбранда и женою Седой Бороды.
— Выбор не труден, — сказала мне миловидная соседка, которая недавно стала бабушкой, — умом и добродетелью нужно подражать жене Гудбранда. Вы, мужчины, куда смешнее, чем сами полагаете. Чуть дело коснется вашего самолюбия, вы начинаете любить правду и справедливость, как летучие мыши любят свет. Счастье этих господ состоит в том, чтобы прощать нас, когда сами виноваты, и великодушно предлагать нам забвение, когда они неправы. Самое разумное — дать им высказаться и притвориться, что веришь им. Только таким образом можно приручить этих удивительных зверей и водить их за нос, как итальянских буйволов.
— Но, тетя, — сказала одна русая головка, — не всегда ведь сумеешь смолчать. Не уступать, когда говоришь правду — право каждого человека.
— Не отступать, когда говоришь неправду, — это удовольствие королей! Какая женщина отказалась бы от этой королевской привилегии? Мы все ведь двоюродные сестры той милой дамы, которая, исчерпав все доводы, уничтожила своего супруга презрительным взглядом и сказала: «Милостивый государь, даю вам честное слово, что я права!»
Что ответить на это? Разве можно изобличить во лжи свою жену? К чему сила, если она не уступает слабости? Бедняга опустил голову и не сказал ни единого слова, но молчание — не всегда согласие.
— Сударыня, — проговорила молоденькая женщина, недавно вышедшая замуж, — мне кажется, что тут нечего выбирать. Если любишь своего мужа, все кажется легким. Думать и действовать во всем заодно с ним доставляет удовольствие.
— Да, дитя мое, это секрет семейной комедии. Все его знают, но никто им не пользуется. До тех пор, пока лучи медового месяца освещают молодое хозяйство, все идет как по маслу. Пока наш супруг исполняет все наши прихоти, мы настолько добры, что предоставляем ему полную свободу действий. Но позднее все изменяется. Как сохранить нашу власть? Юность и красота проходят, ума недостаточно. Иначе какая женщина не чувствовала бы себя счастливой? Чтобы остаться госпожой в доме, нужно обладать самой божественной из добродетелей — добротой слепой, глухой, немой, всепрощающей ради удовольствия прощать. Любить сильно, любить до крайности, для того, чтобы и нас любили немного, вот где секрет счастья женщины, вот в чем заключается и смысл сказки о Гудбранде!
Пальчик Финская сказка
Было у одного крестьянина три сына: Пьер, Поль и Жан.
Пьер был толстый, румяный, ленивый и глупый.
Поль — тощий, жёлтый, завистливый и злой.
Жан — маленький, шустрый, весёлый и смелый. Старшие братья в насмешку называли его Пальчиком и уверяли, что он может спрятаться в отцовском сапоге. У крестьянина и было добра, что три сына. В кладовой у него валялись пустые мешки, а в погребе стояли пустые бочки. Поэтому даже тень медной монетки считалась у них в доме богатством.
Рожь была дорога, жизнь тяжела. И вот, как только сыновья подросли, отец стал уговаривать их пойти побродить по свету, поискать счастья.
— Не так-то легко жить у чужих людей и гнуть спину из-за куска хлеба, — говорил он, — а всё лучше, чем помирать дома с голоду.