— Может быть, ты любишь бисквиты? — осторожно спросила она.
— Я их ненавижу, — последовал ответ из пещеры.
— Но это не простые бисквиты, а самого лучшего сорта, с маком и сахарной пудрой — прямиком из королевской пекарни.
— Тем более ненавижу, — проворчал дракон.
— Тогда скажи, что ты любишь, — попросил принц.
— Убирайтесь отсюда и оставьте меня в покое! — из пещеры вновь донесся грохот и скрежет металла — по всей видимости, дракон повернулся на другой бок.
Принц и принцесса были в полной растерянности. Что им оставалось делать? Не могли же они возвратиться домой и сказать королю, что дракон не желает сражаться из-за прекрасной принцессы — его величество придерживался старомодных воззрений и никогда бы не поверил, что нынешнее поколение драконов столь сильно изменилось по сравнению с драконами времен его молодости. Они также не могли войти в пещеру и убить дракона там, поскольку это было бы нарушением правил, согласно которым дракон должен сперва наброситься на принцессу, а затем уже пасть жертвой справедливого возмездия.
— Надо все же узнать, что он любит, — прошептала принцесса и, повернувшись к пещере, позвала голосом, сладким как малиновый сироп:
— Дракон! Миленький дракон!
— Что?!! — прогремело изнутри. — А ну-ка, скажи еще раз!
Земля у них под ногами начала слегка подрагивать, скрежет стальных когтей о гранит раздавался все ближе — дракон явно шагал к выходу из пещеры.
— Дракон, милый дракон! — робко повторила принцесса, и в следующую секунду голова чудовища появилась из темноты. Принц вытащил из ножен свой меч, принцесса схватилась за свой — это был очень красивый меч с серебряным эфесом, который привез для нее принц в багажнике автомобиля. Они были готовы к бою, но не нападали первыми, а медленно пятились, в то время как чешуйчатое тело дракона, поблескивая на солнце, вытягивалось из недр горы. Когда же он целиком выбрался наружу, полурасправив огромные кожистые крылья и мерно ступая тяжелыми лапами, они почувствовали, что их спины уперлись в отвесную скалу — дальше отступать было некуда. Принцесса стала в классическую боевую позицию; принц (который, как мы знаем, имел очень слабое представление о фехтовальных приемах) попытался скопировать ее позу и даже сделал полшага вперед, собираясь принять на себя первый удар.
Дракон подходил все ближе и ближе, однако, вопреки их ожиданиям, не испускал пламя и не выдыхал клубы дыма. Вместо этого он припадал брюхом к земле и слегка повиливал хвостом — совсем как маленький щенок, который хочет с вами поиграть, но не уверен, что вы отнесетесь к нему с должным пониманием.
Но самым удивительным было выражение морды дракона: страшная зубастая пасть его кривилась в плаксивой гримасе, а по медным щекам одна за другой скатывались громадные слезы.
— Эй, что случилось? — спросил принц, с недоумением опуская меч.
— Никто, — всхлипнул дракон, — никто до сих пор ни разу не называл меня «милым».
— Не плачь, — сказала принцесса, — мы будем называть тебя «милым» всякий раз, когда ты этого захочешь. Мы вообще собираемся тебя приручить.
— Я уже ручной, — заявил дракон, — дело сделано. Ты нашла для этого самый верный способ. Теперь я запросто могу есть из ваших рук и не причиню вам ни малейшего вреда.
— А что именно ты хотел бы есть из наших рук, милый дракон? — спросила принцесса. — У нас с собой есть только бисквиты.
Дракон отрицательно покачал тяжелой головой.
— Тебе не нравятся бисквиты? Впрочем, ты уже говорил. Чем же тогда нам тебя угостить, милый дракон?
— Ах, ты слишком ко мне добра, — снова всхлипнул дракон. — Нас ведь никогда не спрашивали, что нам нравится — вечно предлагали в пищу принцесс, а затем тут же кидались их спасать. Ладно бы еще просто спасли и оставили нас в покое, так ведь нет — они все голову отрубить норовят! Чистейшей воды бандитизм! И хоть бы раз кто поинтересовался: «Не желаете ли выпить за здоровье короля? Какой напиток предпочитаете?» Честное слово, обидно до слез, — и он расплакался пуще прежнего.
— А что бы ты хотел выпить за наше здоровье? — спросил принц. — Кстати, у нас сегодня свадьба, не так ли, принцесса?
— Похоже на то, — согласилась она.
— Что бы я хотел выпить? — пробормотал дракон. — Поскольку я сейчас имею дело с джентльменом — а вы, я вижу, настоящий джентльмен или что-то вроде этого, — я буду с вами откровенен. Коль уж зашла речь о выпивке, то я предпочел бы… — тут он слегка запнулся, — говоря между нами, я предпочел бы немного бензинчику, желательно очищенного. Я знаю, у вас, людей, пить бензин считается неприличным, но драконам этот напиток идет на пользу. Да, сэр, представьте себе — очень даже на пользу…
— У меня в машине есть запасная канистра с бензином, — сказал принц, — я мигом, — и умчался под гору. Он не побоялся оставить принцессу одну в обществе дракона, ибо был неплохим психологом и сразу понял, что теперь ей уже не грозит никакая опасность.
— Пока джентльмен ходит за выпивкой, — сказал дракон, — я попросил бы вас — просто так, чтобы чем-то занять время — еще раз назвать меня «милым». А если вы вдобавок к тому не побрезгуете пожать лапу честному старому дракону, который за всю свою жизнь не совершил ни одного дурного поступка, он будет считать себя счастливейшим из всех драконов, когда-либо передвигавшихся по земле, летавших над ней или плававших в морских глубинах.
Он протянул принцессе свою громадную лапу, и мощные стальные когти бережно сомкнулись на ее маленькой ручке — совсем как смешной гималайский медведь в зоопарке, когда он держит в лапах брошенный ему через решетку кусочек сдобный булки.
Итак, принц и принцесса торжественно возвратились в замок, сопровождаемые огромным драконом, кротким и послушным как комнатная собачка. И во время свадебной церемонии никто не пил за здоровье молодых с большим воодушевлением, чем ручной дракон принцессы, которому она дала имя Фидо.
Когда же счастливая пара обосновалась в свое собственном королевстве, дракон явился к ним с просьбой подыскать ему какое-нибудь полезное занятие.
— Я полагаю, что для меня должна найтись работенка, — сказал он. — Мои крылья и лапы способны на большие дела — не говоря уж о моем добром сердце.
Принц подумал и распорядился изготовить специальную кабину, очень длинную — как несколько соединенных вместе трамвайных вагонов. Эта кабина, рассчитанная на сто пятьдесят сидячих мест, была закреплена на спине дракона, и он стал перевозить по воздуху детей из отдаленных от моря мест в курортные городки на побережье. Эта работа пришлась ему по душе; совершив очередной перелет и высадив из кабины сто пятьдесят маленьких пассажиров, он тихо и смирно лежал себе на дальнем конце пляжа, дожидаясь, когда подадут сигнал к посадке на обратный рейс. Дети очень любили дракона, и, обращаясь к нему, никогда не забывали добавить слово «милый», что неизменно вызывало у него слезы восторга и умиления. Так жил он, солидный, преуспевающий, всем нужный и всеми уважаемый, до тех пор, пока случайно не услышал разговор двух джентльменов, один из которых утверждал, что драконы безнадежно устарели и не идут ни в какое сравнение с современными достижениями научной мысли. Дракон ужасно расстроился и, не желая плестись в хвосте технического прогресса, попросил короля превратить его во что-нибудь менее архаичное. Король дал задание специалистам, и они основательно усовершенствовали дракона, заменив его слабеющие с годами мозги и порядком износившиеся внутренности (сказались-таки злоупотребления бензином) новейшими приборами и устройствами. Именно так был совершен революционный переворот в воздухоплавании, ибо самый последний из настоящих драконов стал первым в мире настоящим авиалайнером.
ПРИНЦЕССА И КОТ
Этот день, внесший крутые перемены в судьбу принцессы, начался как множество других, самых обычных дней. Когда она пробудилась, за окном весело щебетали птицы, ярко светило солнце; принцесса быстро встала с постели и поспешила в детскую, чтобы выпустить на свободу мышей, за ночь попавшихся в расставленные по углам мышеловки. Няня принцессы, каждый вечер занимавшаяся установкой ловушек с кусочками сыра в качестве приманки, не переставала удивляться хитрости маленьких грызунов, умудрявшихся съесть сыр и при этом избежать заслуженного возмездия. Интересно, что бы сказала няня, узнай она о проделках своей воспитанницы, по утрам неизменно освобождавшей пленников. Но об этом не знал никто, кроме принцессы и, разумеется, самих мышей, испытывавших к ней искреннюю признательность.