— Колокола, — ответила Белинда.
— Я так и думал, — кивнул головой волшебник и внимательно оглядел юную пару. — Вы, должно быть, очень любите друг друга?
— Очень! — хором воскликнули принц и принцесса.
— В этом я не сомневаюсь, — заметил старик, вообще не имевший привычки сомневаться в чем-либо, кроме своих научных теорий — да и то лишь потому, что так делают все большие ученые (даже Чарльз Дарвин, по слухам, слегка сомневался в своей правоте, когда утверждал, что Адам и Ева были обыкновенными обезьянами).
— Дело, видите ли, в том, — пояснил он, — что речь колоколов могут понимать только по-настоящему влюбленные люди. Все прочие слышат лишь звон, не различая в нем слов и не догадываясь о его подлинном смысле. А что касается нужного вам колокола, то за ним далеко ходить не надо — вот он, лежит рядом с колодцем.
Он потянул за какую-то веревку, повернул рычаг, и то, что наши герои сперва было приняли за крышку от колодца, плавно поднялось вверх и закачалось в нескольких футах под землей.
— Вот это?! — удивился Белламант.
— Да, — сказал великий изобретатель, — эта штука называется водолазный колокол. Он никогда не звонил и никогда не зазвонит, потому что он был сделан совсем для других целей. У него даже нет языка. Залезайте внутрь.
— То есть как это «внутрь»? — растерялись они.
— Обыкновенно, — старик взял их за руки и завел под висящий колокол. Подняв глаза, они увидели, что в стенках колокола были проделаны окошки с очень толстыми стеклами, а по его окружности на высоте примерно четырех футов от нижней кромки тянулся ряд вполне комфортабельных сидений.
— Занимайте любые места, какие вам понравятся, — предложил волшебник.
Белламант подсадил принцессу, а затем и сам забрался внутрь колокола и пристроился рядом с ней.
— А теперь сидите смирно, держитесь за руки и не вздумайте раскачивать колокол, — донесся снаружи голос их благодетеля.
В следующую секунду колокол начал медленно двигаться и вскоре завис прямо над черным провалом колодца.
— Когда ты со мной, я ничего не боюсь, — сказала Белинда, холодея от ужаса.
— Все в полном порядке, — заверил ее принц. — Не вижу причин для беспокойства, хотя…
Тут он осекся, внезапно такую причину увидев, ибо колокол пошел вниз — туда, где на дне пещеры тускло поблескивала поверхность подземного озера.
За круглыми окошками промелькнули огни ламп, вделанных в стенки колодца, а еще через несколько мгновений края колокола с плеском погрузились в воду. Впрочем, ее уровень внутри колокола поднялся незначительно, так и не добравшись до ног пассажиров, хотя они находились уже на довольно приличной глубине, судя по тому, что свет за окнами померк, с трудом пробиваясь сквозь зеленоватую толщу воды. Наконец снизу послышался легкий стук, скрежет металла о камень, и погружение прекратилось — колокол достиг дна озера.
— Ты сейчас под водой, — прошептала Белинда. — Если ты пробудешь здесь пять минут…
— И то верно! — вскричало Белламант и вытащил из жилетного кармашка золоченый хронометр. — Надо засечь время.
— Ты должен ждать еще пять минут, ну а я… Послушай! — встрепенулась принцесса. — Я ведь УЖЕ выполнила условие: нашла колокол, который никогда не звонил, не будет звонить и вообще не может звонить, поскольку он был сделан совсем не для звона. Сегодня у нас, кажется, пятница? Белламант, милый, взгляни на мое лицо и скажи честно, что ты видишь?
Она подняла вуаль и в тот же миг царивший внутри колокола полумрак рассеялся — по крайней мере, так показалось принцу. Он смотрел как завороженный и не мог отвести глаз.
— Ну, что ты видишь? — нетерпеливо повторила свой вопрос Белинда. — Это мое воскресное лицо?
— Воскресное, — произнес Белламант. — Это самое воскресное и самое прекрасное лицо на свете!
После этого наступила долгая пауза, на протяжении которой они сидели, взявшись за руки и восхищенно глядя друг на друга, пока слабый толчок и едва заметное покачивание не возвестили о том, что колокол начал подниматься к поверхности.
— Эй, эй, погодите! — заволновался Белламант. — Еще рано. А как же мои пять минут?
Однако, взглянув на стрелки золоченого хронометра, они с удивлением обнаружили, что с момента погружения прошел уже почти час. «Безусловно, колокол заколдован, и время здесь течет быстрее, чем наверху», — решили они, не найдя иного объяснения этому странному факту.
— Что? Колдовство? Какие глупости! — заявил старый натуралист, когда они вновь очутились на залитой солнцем лужайке и бросились к нему со словами восторга и благодарности. — Я же вам сказал, эта штука называется водолазный колокол. Обычный водолазный колокол, только и всего.
Итак, наши герои возвратились домой и сыграли веселую свадьбу, во время которой принцесса наотрез отказалась надевать белую подвенечную вуаль.
— Тех вуалей, что я носила с детства, мне хватит на всю оставшуюся жизнь, — заявила она, и никто не стал с ней спорить — более того, все придворные от души разделили ее чувства, зная отнюдь не понаслышке, что значит шесть дней в неделю появляться на людях с закрытым вуалью лицом.
Прошел год и один день после свадьбы, и в королевской семье родилась маленькая принцесса.
— Дорогая моя, — сказал своей жене Белламант (он теперь уже был королем, поскольку старые король и королева давно уволились по собственному желанию и уехали в деревню, где занялись разведением свиней и прочей полезной домашней живности), — дорогая моя, сегодня я намерен лично подняться на башню и ударить в колокола, чтобы показать всем, как я счастлив и как сильно я люблю тебя и нашу маленькую прелестную дочурку.
Он взял фонарь и вышел из дворца — на улице было темно, ибо принцессе довелось родиться в самую полночь.
Подойдя к огромной башне, стоявшей посреди безлюдной, залитой лунным светом центральной площади города, король отпер дверь старинным ключом, вошел внутрь и начал подниматься по каменным ступенькам винтовой лестницы. Лампа светила плохо, огонек ее тускло мигал, задыхаясь в сыром застоявшемся воздухе. Но вот наконец он добрался до верхнего этажа и внезапно замер на последних ступеньках, озадаченный странными звуками, доносившимися с колокольной площадки.
Король поднял над головой лампу, но не увидел ничего, кроме толстых мохнатых веревок, неподвижно свисавших из-под темных куполов. Однако он явственно различал шум борьбы и голоса, одни — злобные и дребезжащие, и другие — возмущенно-звонкие, напоминающие сигнал боевой трубы перед началом атаки. Эти последние голоса кричали хором:
Кое-кому, судя по стонам и воплям, уже было очень больно. Звуки тяжелых ударов перемежались обрывками все той же песни: «отсюда вон… бац-бац… долой-долой… ой-ой… слезайте с нашей колокольни…» Постепенно звонкие голоса брали верх и наконец вновь зазвучали в унисон, перекрывая шум битвы:
Король Белламант по-прежнему стоял на ступеньках, силясь понять, что же такое происходит наверху, и уже подумывал о том, чтобы вызвать полицию и положить конец этим хулиганским действиям, когда на площадке раздался нестройный топот. В следующий миг лампа осветила группу маленьких, темных, уродливых типов в изодранных балахонах из пыли и паутины, с плаксивыми причитаниями и зубовным скрежетом промчавшихся мимо короля вниз по лестнице. Вскоре этот шум затих вдали; колокольная площадка была пуста. Белламант поставил лампу на пол, собрал вместе все семь веревок, качнул их вперед, назад, и над городом разнесся чистый мелодичный звон — теперь, когда самозванцы были изгнаны, колокола запели своими прежними голосами, приводившими некогда в восхищение жителей этой славной страны, почему-то очень любящих, когда ими правят королевы.