Лоча поднялась и нетвердой походкой приблизилась к Николаю. Он попытался смотреть на нее глазами отца, представляющего Лочу взрослой женщиной. Но для него Лоча оставалась все той же девушкой, какой он знал ее всегда.
Она взяла его руки и прижала к своим горячим щекам.
- Ты должен лететь, Акачи…
Волны экранизации позволили посадить корабль почти у самой ледяной крышки - космонавта заверили, что это безопасно, а он привык доверять друзьям.
Лоча держалась мужественно, улыбалась, даже старалась шутить. Но когда корабль оторвался ото льда и медленно поплыл к тучам, Коля, смотревший вниз, на фигуры своих друзей, неожиданно заметил, как маленькая розовая точка вырвалась из толпы и полетела вслед за кораблем.
- Лоча! - исступленно крикнул Коля. - Рагуши, за нами летит Лоча!..
Космонавт уменьшил скорость, корабль плыл теперь медленно - на гравитационных двигателях, - и Коля хорошо видел Лочу. Словно розовая птица - из тех, что всю жизнь живут только парами, - она ринулась в сумеречное пространство, навстречу холодным вихрям, которые расступались перед ее любовью,
- Акачи! - зазвучал в корабле тревожный голос Лочи. - Любимый мой, милый… Прощай!
Коля, не помня себя от боли, которая раскаленными тисками сдавила сердце, крикнул:
- Лоча, не нужно! Вернись… Мы скоро снова будем вместе. Слышишь? Вернись!..
- Слышу, Акачи!.. Но мне тяжело. Все погибнет…
Голос ее дрожал, розовые крылья трепетали на бешеном ветру, лицо было мокрым то ли от снежинок, таявших на ее щеках, то ли от слез.
- Ты не должна так думать, Лоча!.. Это неправда! Я еще покажу тебе Землю. Ты вырастишь на ней такие сады, которых никогда не знал Фаэтон.
- Нет, Акачи… У меня дурное предчувствие.
Корабль почти повис в воздухе. Рагуши молча шевелился в кресле, отвернувшись от Коли. Наверное, и на его щеках дрожала скупая старческая слеза.
Лоча приблизилась к кораблю, встала перед Николаем в полный рост, прижалась к прозрачной стене. Коля потянулся было к ней, но рука ощутила преграду, о которую билась розовыми крыльями Лоча. Глаза ее были полны такой глубокой печали, что Коля, забыв обо всем на свете, и о Фаэтоне, и о Земле, ударил кулаками по нерушимой стене корабля - он хотел в последний раз прижать к груди живую, горячую, сотканную из луча Лочу! В это мгновение для него не существовало ничего - только она и звезды, Лоча и далекие звезды…
Пальцы Лочи ощупывали прозрачную поверхность стены, будто ища отверстия, через которое можно было бы впорхнуть в ракету. Губы шевелились - она что-то говорила, но Коля не слышал ее. Чуть заметным движением она включила шахо, и теперь ее голос звучал за его спиною, там, где сидел Рагуши.
- Пусть посчастливится тебе, Акачи, на земных дорогах! - говорила она. - Пусть всегда везет тебе! Прощай, мой дорогой. Не вези на Землю нашу печаль. Земля молодая, а печаль - признак старости. Прощай, Акачи!..
Мгновенным усилием воли она оторвалась от прозрачной стены ракеты и исчезла из глаз. Когда Рагуши развернул корабль, Николай увидел широкую полосу Млечного Пути, окутывающего весь горизонт, а на фоне этой звездной дороги - одинокую фигуру Лочи.
Казалось, она не летела, а спокойно, не спеша шла по Млечному Пути в безграничный простор вселенной, как женщина-сеятельница идет по пахоте. Ей предстоит дальняя дорога, безграничная нива, которую нужно засеять. И она будет идти вечно, бросая на каждую планету по зерну, а вслед за ней, озаренные светом звезд, станут набухать семена, пробиваться первые ростки, и молодыми, непобедимыми стрелками к звездам потянется жизнь. Где-то будут ее ждать новые планеты, шуметь ветрами, бурлить океанами, и брызги их будут лететь навстречу, и в стоне планетной коры зазвучит желание вселенной: родить, родить и жить! Колоситься сладким зерном и деятельным разумом!
И не будет ей смерти, не будет отдыха, ибо она дочь человеческой матери отныне и навсегда стала Сеятельницей вселенной.
- Прощай, Лоча! - еле слышно прошептал Коля. Рагуши обернулся, глаза его были влажными ведь вся его жизнь состояла из космических встреч и разлук. Положив руку на Колино плечо, он тихо сказал:
- Поехали, дружище!..
Ечука долго всматривался в лицо Коли, глаза отца молодо светились, и весь он будто сразу помолодел - походка стала живей, не горбилась спина, даже голос утратил старческую хрипоту.
- Представь себе, Акачи, я был на десять земных оборотов старше, чем ты сейчас, когда мы прибыли сюда. Значит, в твоем распоряжении еще тридцать земных оборотов!.. О-о, за это время можно многое успеть!..