— Такой драгоценный друг…
И тут Лавиния неожиданно поняла, что должна немедленно отвести глаза. Ее так и тянуло отвернуться, но сделать это оказалось на удивление трудно. Она коснулась серебряного медальона, висевшего на шее, и неприятные ощущения ослабли. Лавинии сразу стало легче. Опустив голову, она еще раз просмотрела страницу раскрытого на столе журнала.
— Ваш визит весьма кстати, Говард. Я делала кое-какие заметки и обнаружила, что возникли некоторые вопросы.
— Я расскажу вам все, что знаю, мой драгоценный друг! — патетически воскликнул Говард голосом звучным, как церковный колокол. — Что вы хотите знать?
— Простите мою неделикатность, но как вы узнали, что Селеста вам изменяет?
— Откуда мужчина узнает подобные вещи? По мелким, почти незаметным признакам, которые я на первых порах старался игнорировать. Чаще стала отправляться за покупками и возвращалась все позже, иногда с пустыми руками. Иногда, без всяких видимых причин, становилась слишком веселой, взволнованной или резкой и нетерпимой. Что я могу сказать? Она вела себя, как всякая влюбленная женщина.
Лавиния подняла глаза и отчего-то вновь уставилась на качающиеся брелоки. На этот раз потребовалось куда больше усилий, чтобы заставить себя отвернуться. Она задыхалась. Перед глазами плыл туман.
— Я ответил на ваш вопрос, мой дорогой, дорогой друг?
Нет, ей это чудится. Говард вовсе не пытается ввести ее в транс. Может, она тоже становится жертвой расстроенных нервов?
Вернувшись к своим заметкам, она попробовала сосредоточиться. Какой же еще вопрос нужно было задать?
Лавинии пришлось мучительно долго вспоминать, прежде чем она промямлила:
— Древность, украденная Селестой, принадлежала лорду Бэнксу. Вы с ним знакомы?
— Нет, мой дорогой друг.
Цепочка продолжала ходить взад-вперед, подобно маятнику.
— Как по-вашему, может, Селесте удалось с ним увидеться?
— Не понимаю, каким образом, — нахмурился Говард. — Разве что она знала его до нашей встречи.
— Об этой возможности я не подумала, — протянула Лавиния, постукав кончиком пера по чернильнице. — Интересно, откуда она проведала о браслете?
Тук… тук… тук…
— На это я ответить не могу, мой дорогой, дорогой друг…
Лавиния неожиданно сообразила, что постукивает пе — — ром в такт колебаний цепочки с брелоками, и поспешно отдернула руку.
— Вы пытаетесь установить, каким образом до Селесты дошел слух о браслете, — утвердительно заметил Говард.
— Совершенно верно.
Лавиния отложила журнал и на этот раз постаралась сосредоточить внимание на висевшей на противоположной стене картине. При этом она старалась принять задумчивый вид, чтобы не показаться невежливой.
После короткой паузы Говард с почти неслышным вздохом спрятал часы в карман жилета и принялся расхаживать по комнате.
— Думаю, логичнее всего считать, что любовник сообщил ей о местонахождении и цене украшения, — объявил он.
— Но в таком случае почему он не украл его сам? Воровство — дело опасное. Зачем посылать женщину?
— По всей видимости, чертов ублюдок опасался показываться в особняке! — с горечью выпалил Говард, стукнув кулаком по бедру. — Предпочел принудить мою Селесту! Использовал ее, а потом убил.
— Мне очень жаль, Говард. Я знаю, как вам тяжело.
— Простите меня. Вы всего лишь пытаетесь помочь, но стоит мне вспомнить о чудовище, задушившем Селесту, и я не в силах сдержать эмоции.
— Понимаю.
— Дайте мне минуту прийти в себя!
Говард резко отвернулся, делая вид, что читает заглавия книг на корешках. Немного погодя он повернулся и с грустной улыбкой заметил:
— Вижу, вы не утратили любви к поэзии. Сколько я помню, вы всегда увлекались Байроном и Шелли.
Какое облегчение — смело смотреть ему в глаза, не опасаясь подвоха!
— Эмелин считает это признаком романтической натуры.
— О, дорогая, в вашей жизни было так мало романтики, верно? — с глубочайшим сочувствием осведомился он.
— Я бы так не сказала, — улыбнулась она, стараясь принять беспечный вид. — Если припомните, мой муж был поэтом и я считала его истинным романтиком.
— Я беседовал с ним на вашей свадьбе. Говард неожиданно повернулся, взяв ее в плен пристальным взглядом.
— He думаю, что он был подходящим мужем для вас, хотя вряд ли имею право рассуждать на подобные темы. В то время вы так и лучились счастьем.
— Я и была счастлива. Недолго.
Она инстинктивно сжала серебряный медальон, мгновенно освободившись от невидимой ловушки.
— Я с горечью узнал о его безвременной кончине от лихорадки. Как, должно быть, вам тяжело пришлось! Столько потерь сразу! Сначала родители, потом супруг…
— Говард, думаю, нам лучше вернуться к убийству Селесты. У нас нет времени предаваться скорби.
— Вы сожалеете о том, что бросили занятия месмеризмом, дорогая? — мягко поинтересовался он. — Еще школьницей вы проявляли такие способности! Поистине поразительные! Не могу не предположить, что с годами ваш дар только усилился. Могу я спросить, почему вы отказались от этой профессии?
— Не думаю, что сейчас время и место…
Звук знакомых шагов в передней заставил ее осечься. Дверь кабинета с шумом распахнулась. Тобиас мельком взглянул на Лавинию и немедленно переключил внимание на Говарда.
— Прошу простить, если прервал задушевную беседу, — бросил он, хотя, судя по воинственному тону, ни о чем не жалел. Мало того, если Лавиния не ошибалась, его трясло от бешенства.
— Вовсе нет, — учтиво запротестовал Говард. — Мы обсуждали ход расследования.
— Ясно. Мадам, у нас, кажется, назначена встреча?
— Неужели? Что-то не… — начала было Лавиния, но, увидев выражение лица Тобиаса, поспешно закрыла рот. Желая скрыть неловкость, она изобразила нечто вроде приветливой улыбки, подобающей, по ее мнению, истинному профессионалу. Не стоит, чтобы клиент догадывался о неприязни, питаемой к нему одним из партнеров!
— Да, разумеется. Встреча. Совершенно ускользнуло из памяти. Говард, надеюсь, вы нас извините. У нас с мистером Марчем неотложные вопросы по вашему делу.
— Разумеется. — Говард окинул Тобиаса непроницаемым взором и направился к выходу. — Надеюсь как можно скорее получить ваш отчет с положительными результатами.
Тобиас молчал, пока не раздался стук входной двери. Только тогда он обернулся к Лавинии. Медленно пересек кабинет, уперся обеими ладонями в стол и пронзил ее взглядом, от которого у бедняжки мороз пошел по коже.
— Я требую, — начал он таким же ледяным, как взгляд, голосом, — чтобы ты дала мне слово никогда не оставаться наедине с Хадсоном.
— Извини, но почему…
Лавиния, не успев договорить, тихо вскрикнула: Тобиас, обогнув стол, одним рывком поднял ее со стула.
— Как вы смеете, сэр? Немедленно отпустите меня!
— Твое слово, Лавиния.
— Но почему я должна давать такие идиотские обещания? — пролепетала она. — Ты прекрасно знаешь, что Говард — старый друг. Старый, добрый друг.
— Я ему не верю. Кто знает, что ему в голову взбредет!
— Говард — истинный джентльмен.
— И вполне возможно, убийца.
— Ни за что не поверю!
— Даже если Хадсон и не убивал свою жену, мне не нравится, как он смотрит на тебя.
Лавиния уже приготовилась дать достойный отпор, но при мысли о том, как странно чувствовала себя в присутствии Говарда, словно затягивавшего ее в глубины своего бездонного взгляда, сочла за лучшее промолчать. Честно говоря, ей самой не слишком хотелось оставаться наедине с Говардом, хотя она не совсем понимала почему.
— Обещай мне, Лавиния.
— Ну ладно, ладно, — неохотно пробормотала она. — Если при этом ты поставишь меня на ноги и прекратишь вести себя таким нелепым образом, я клянусь не оставаться наедине с Говардом. Все последующие беседы с ним будут проходить только в присутствии третьего лица. Рад?
— Не совсем. Я был бы поистине счастлив, если бы ты отказалась от дела и никогда больше не виделась с Хадсоном. Но поскольку этому не суждено случиться, приходится довольствоваться полумерами.
— Да, да, даю слово.
Он отпустил ее.
— Хватит с меня этих глупостей! — прошипела она, приглаживая волосы и отряхивая юбки. — У нас полно работы.