- Я с народом. Мой дипломат, паспорт, - протянул документы посол.
- Ой, что вы, что вы, ещё приезжайте, - замахал ручками Речкин, гордо стукнув штампом в декларации. - Привет вашей стране.
Взяв декларацию, Всенам обратился к Речкину:
- Что с этой женщиной? - подразумевая меня, спросил он.
- А так... нарушитель границы, контрабандист, - пренебрежительно махнув рукой, бросил Речкин.
- Я так и подумайт, - сказал Джонсон и сунул бумагу в кейс.
Через секунду декларация посла, вылетев из кейса, запорхала по залу.
- Это, кажется, ваша декларация, - воскликнул Речкин и бросился ловить бумажку.
- Какой возмутительный оплошность, - воскликнул Джонсон и подумал: "Надо же так опростоволоситься". - Не аккуратно работаете. Сунуть ведь тоже надо уметь. Понаблюдав как Речкин безрезультатно пытается отловить бумажку, Всенам потеряв надежду бросился на помощь. Получив разрешения от сквозняка, бумажка словно заигрывая проносилась перед носом посла, умело варьируя между растопыренными колбасными пальцами охраников.
Воспользовавшись суматохой, я открыла кейс Всенама, там на дне лежал черный дипломат со сломанной ручкой. Это был тот самый, волшебный дипломат Аяза, о котором говорил Карманкул.
- А что, если проверить, - мелькнула мысль. Схватив свой паспорт, я сунула его в дипломат Аяза. Хлопнув крышкой, стала ждать - дипломат бездействовал. Казалось прошло более двух с половиной ужасных часов ожидания, от страха ноги подкашивались, исполняя роль кренделей. Ну, ну, - стенала я от нетерпения. Дальше ждать не было времени. Бланк декларации пошалив под сводами аэропорта, степенно покачиваясь стал приземляться. Джонсон, опередив Речкина на долю секунды, и поймав лист декларации, уже направлялся к стойке таможенного контроля... Выхватив паспорт из дипломата, я пыталась унять дрожь, овладевшую моим тщедушным телом. - Кажется никто не заметил.
Проводив господина Джонсона Всенама, Речкин вспомнил обо мне.
- Так, значит, вы - контрабандистка.
- Вы ошибаетесь, - заулыбалась я, - паспорт-то настоящий.
- А я и не говорил, что он поддельный, я только утверждаю, что он приобретен незаконным путем.
- И что мне за это грозит? - поинтересовалась я, поняв, что спорить бесполезно.
- Штраф.
- Сколько?
Пощелкав кнопочками на клавиатуре и взглянув на монитор, Речкин гордо произнес:
- Девять тысяч крутобанов.
- Да ну? - от удивления присела я. - Я и цифр-то таких не знаю.
Посчитав в уме, я пришла к выводу, что если я буду ежемесячно отдавать всю свою зарплату, мне на выплату всего штрафа потребуется 76 лет.
- У меня же нет таких денег, - сквозь слезы промямлила я.
- Работать надо. Дамочка, освободите помещение, ваш самолет давно улетел, не мешайте мне работать, - отключился от меня Речкин.
- Это, наверно, опять замыслы Карманкула, - подумала я и поплелась в здание аэропорта.
А в это время, пока я препиралась с Речкиным, посол Хоринотрундии поднялся по трапу самолета. Мысленно он ругал все: даже погоду - непредсказуемую в этой стране.
- Что здейсь делайть этот рабочий? - зажав нос, возмутился посол Хоринотрундии, внезапно появившийся в салоне и увидев копошащихся существ, разбрызгивающих какую-то гадость.
За его спиной стояла стюардесса, задыхаясь то ли от волнения, то ли от гордости, и пыталась объяснить:
- Это вот санэпидемстанция уничтожает вирус, очищает салон от паразитов.
- Я сейчас умирать, - застонал Всенам и, бросив все, схватился за нос.
- Не надо, а кого я полечу? - засуетилась стюардесса. - Неужели и на вас действует? - удивилась она.
Когда очередная струя, усердно пущенная отцом в сторону посла, пронеслась всего в полумиллиметре от носа господина Джонсона Всенама, тот, задохнувшись от клопомора, вылетел из салона.
- Аяз, выходи, а то назревает скандал, - окликнул его отец.
Из багажного отделения появилась голова в зеленой поролоновой маске. Сдернув её, Аяз произнес:
- Дипломата нигде нет.
- Уходим, - заторопил отец, засовывая инструменты в сумку, - скорее, пока они не очухались.
- Я сейчас, - возразил Аяз и ринулся в багажное отделение. Что-то непреодолимо тонкое удерживало мальчика. Он чувствовал, что это близко, ещё немного - именно та малость, которой ему всегда не хватало.
Вскоре, схватив один из дипломатов, он заспешил к выходу. Тут его взгляд упал на кресло. На его подушке красовался кейс посла господина Джонсона Всенама. Секунду помедлив, мальчик схватил этот кейс.
- Не смей, - крикнул было отец, но Аяз решительно щелкнул замками и откинул крышку.
Вот он, его дипломат! Вот же он лежит в кейсе посла. Недолго думая, Аяз схватил эту черную коробочку, на её место водрузив дипломат из багажного отделения.
Облегченно вздохнув, отец потащил сына к выходу. На нижней ступеньке лайнера сидел посиневший от клопомора посол с прикрытыми глазами. Стюардесса старательно обмахивала клиента подолом юбки.
Оставшись незамеченными, отец с сыном устало миновали летное поле, вошли в здание аэропорта. Они беспрепятственно проследовали мимо задержавшего дыхание таможенника Речкина.
Так и не найдя Карманкула, я пошла на автобусную остановку. Проходя через двери аэропорта, я заметила, как мужчина, собирающий милостыню, встал, подхватил проходившую мимо старушку под руку и направился за угол здания аэропорта. Я засеменила за ними.
- За нами кто-то следит, - громко сказал старичок, постукивая тросточкой.
От услышанного ответа, я аж вздрогнула:
- А это она Карманкула ищет, - ответила старушка и, повернувшись ко мне, приветливо сказала: - В том, что ты не улетела, Карманкул не виноват, это сказочные герои расшалились, законотворчеством балуются, для людей пишут законы, для себя - права, а на друзей - компромат.
- Почему ты не улетела? - услышала я голос Карманкула, появившегося вдруг из-за угла.
- Да так, - вдруг засмущалась я, перебирая пальцами босых ног, - хотела спросить, зачем надо было дарить Аязу дипломат?
Лукаво усмехнувшись, Карманкул сказал:
- Я хотел, чтобы все знали, что Казанскому Кремлю действительно около тысячи лет.
- Странно, - думала я, - кажется, что чем больше я думаю, тем меньше понимаю...
- Пойдем, я познакомлю тебя с Аязом и Даутом, они расскажут тебе все подробнее, а ты запишешь.
- А как же со штрафом? - засомневалась я, и мне было уже не до сказок...
Старичок, собиравший милостыню, засмеялся. Но Карманкул потянул меня к автобусной остановке, где стояли Даут и Аяз с отцом. Представив меня им, он вздохнул:
- Ну теперь-то уж эта сказка точно закончилась, - сказал он, засовывая маленькую босоножку со сломанным каблуком в один из своих многочисленных карманов. Затем, застегнув пуговицу, он обратился к отцу Аяза:
- Ну вот, видите, к чему бы привело ваше открытие? Вы пытались помочь сыну быть решительным, идти до победного конца, ставили вопросы, а жизнь сама дала ответы. Дерзайте дальше, но только посоветуйтесь со мной, - улыбнулся Карманкул и побежал догонять друзей.
Трясясь в старом поскрипывающем автобусе: Даут, Аяз, его отец и я вспоминали события прошедшей ночи.
К всеобщему недовольству дремлющих пассажиров, мы тихонько переговаривались, шушукались, заразительно смеялись. Я так увлеклась рассказом друзей, что не обратила внимания, как автобус резко тормознул, и Аяз со всего размаху приземлился на мою босую ногу, а затем пять раз на ней подпрыгнул. За папу, маму, себя и за всех деток мира.
Апрель 2001 г.