— Скала Айерс. Говорят, он обладает таинственным свойством...
— Кто говорит?
— Аборигены.
— А круглую комнату аборигены видели?
Мой нос, как обычно, вздернулся (готов поклясться, до того, как я встретился с Мидж, он был другой формы).
— Что мне сделать, чтобы превратить тебя в серьезного собеседника? — Мидж надула губки.
— Ты говоришь обо мне? — спросил я, быстро вернув носу прежнюю форму.
— Ску-учно, — протянула она.
Моя рука нырнула ей под ночную рубашку, и, прежде чем Мидж успела пошевелиться, мои пальцы скользнули по ее нижним ребрам.
— Скучно? — спросил я.
— Не надо, Майк! Ты знаешь, что я этого не выношу!
Я кивнул и надавил, неожиданно и плотно, жесткие пальцы отыскали щекотливые зоны между ребер. Взвизгнув, Мидж подскочила на два-три дюйма у меня на коленях, но другой рукой я удержал ее.
— Скучно? — повторил я с любезной улыбкой.
— Майк, пожалуйста, ты же знаешь...
Мои пальцы судорожно дернулись, не зная жалости; она снова подскочила и, корчась, снова приземлилась мне на колени, икая от смеха, а я продолжал свое дело.
— Майк, не на-а-до-о-о-о!
— Ты сказала, скучно?
— Нет,нет! Интересно! Нет — увлекательно! Да, увлекательно! Чрезвычайно... Майк!.. Увле... кательно... Нет, чарующе... Никто... Я уже... Хватит, Майк, пожалуйста...
Как ни легка была Мидж, я с трудом ее удерживал и сам смеялся не меньше. Дрыгая ногами в воздухе, она вскоре соскользнула с моих коленей, ночная рубашка задралась.
Мидж вскрикнула, когда голое тело коснулось каменных плиток.
— Холодно! Ах ты гад... — Остальное было не разобрать за смехом.
Я зарылся лицом в ее волосы, руки скользнули вниз по ее телу и сцепились под грудью. Воспоминания о любви прошлой ночью не совсем покинули мои мысли, и я уткнулся носом ей в ушко, а зубами нежно куснул в шею.
— Ну вот, опять, здрасьте пожалуйста! — громко проговорила она.
Я не ожидал такого ответа. Взглянув на Мидж, я увидел, что ее слова относятся к новому посетителю. Через открытую дверь за нашими забавами с улыбкой наблюдала приятельница-белка.
— Добро пожаловать, заходи, — пригласил я зверюшку, заметив, что Мидж скромно натягивает ночную рубашку на бедра. — Наш дом открыт, вход бесплатный.
Белка стояла словно в нерешительности.
— Тише, Майк, — предупредила Мидж, — ты ее спугнешь. Заходи, малышка, не обращай внимания на эту старую, огромную, безобразную скотину у меня за спиной. Рыкни на него, и он спрячется под стол.
Белка прыгнула внутрь. Еще прыжок — и она оказалась всего в паре футов от босых ступней Мидж с шевелящимися пальцами. Мне показалось, что от удивления брови у меня коснулись края волос Мидж хихикнула, а белка заверещала.
— Да, я знаю, он выглядит как большой злой медведь, у которого болит зуб, но, когда познакомишься поближе, он довольно милый, — сказала Мидж шумной зверюшке.
Белка посмотрела на меня, потом на нее, потом снова на меня. Я изобразил самую приветливую улыбку, и белка беспокойно взмахнула хвостом.
— Эй, я здесь живу, ты знаешь, — сказал я и подумал: «Какого черта я это делаю. Говорить с белкой? Ребята из группы сказали бы, что меня выбросило из естественной среды обитания».
Сгорбив узенькие плечи, забавными ныряющими движениями зверек задергал своей пушистой головкой, и для меня это выглядело так, словно он смеется.
— У этой особы к нам ни малейшего почтения, — пожаловался я Мидж.
— Это тот же, что приходил вчера, — задумчиво проговорила она.
— По-моему, у того была более еврейская внешность, а?
Она хлопнула кулаком мне по кеду, так что стало больно пальцам.
— Ты что, Мидж? Разве они не все одинаковы? И откуда ты знаешь, что это «тот», а не «та»?
— Знаю, и все. У него своя индивидуальность.
Положив руки мне на колени, Мидж поднялась с пола.
— Давай найдем тебе что-нибудь поесть, а? — сказала она белке, которой как будто понравилась эта мысль: не дожидаясь дополнительных приглашений, она запрыгнула на стол и заверещала еще громче. Мидж отломила кусочек от моего тоста и предложила незваному гостю. Ничуть не смущаясь, белка подскочила, схватила хлеб своими маленькими лапками и сначала слизала масло, а потом неторопливо начала грызть.
— Не верится, — сказал я, опершись локтем на край стола и положив подбородок на ладонь.
— Мне тоже. Рыжие белки редко бывают такими ручными — в отличие от серых.
— Рыжие?.. Мидж, никакие дикие звери не бывают ручными. Я хочу сказать, это может быть в зоопарках или еще где-то, но не в природе.
— Может быть, они привыкли к Флоре. Держу пари, она прикармливала здесь зверей, поколение за поколением. Помнишь, как собрались птицы в наше первое утро? Как будто здесь для них естественное место, часть леса.
— Ты хочешь сказать, местная закусочная. Могу понять ее популярность. Проблема в том, сколько еще они будут ставить вверх дном наше уютное загородное жилище? Они могут нанести нам ущерб.
— Ой, Майк, белки, всякие другие зверюшки, что приходят сюда, — это часть Грэмери, как и мы сами. Не забывай, они были здесь до нас. — Она присела, согнув колени, и балансировала на корточках, держась руками за мои ноги. — Нам нужно привыкнуть к ним, Майк, разве ты не понимаешь? Кормить их и помогать выжить. Обращаться с ними как с друзьями.
— Мне представляется, как к нам сползаются змеи и прочие гады.
Мидж улыбнулась.
— Я позволю тебе закрыть дверь также и перед крысами.
Это напомнило мне о предстоящем расследовании. Я наклонился, поцеловал ее в губы, сознавая, что грызущая тост белка следит за нами.
— Подглядывает, — сказал я, когда мы с Мидж оторвались друг от друга. — Ладно, Ведьмочка, всем тварям, большим и маленьким, — добро пожаловать, кроме слишком больших и таких маленьких, что прогрызают норы в дереве. Договорились?
— Не знаю, кого ты ожидаешь — пока к нам заходили лишь белка и птицы, — но ладно, договорились. Слонов и червей-древоточцев не пускать.
Мы скрепили договор рукопожатием, и я подмигнул белке:
— Порядок, Румбо, ты принят. Но не заставляй меня ревновать и не зли.
Мидж рассмеялась.
— Почему Румбо?
— Не знаю. По-моему, он похож на Румбо. Разве нет? Во всяком случае, больше чем на Рэмбо.
Белка судорожно дернула головкой, крохотные плечики затряслись, и ее верещанье напомнило смех. Что Мидж нашла до невозможности забавным.
— Наверное, он согласился, — выговорила она сквозь смех.
— Да, истинный клоун, — сказал я сухо.
Я стоял неподвижно, опасаясь спугнуть нашего смеющегося гостя.
— У этого мужчины много дел.
— Иу женщины тоже.
— Думаешь, он не против позавтракать в одиночестве? Теперь у него есть имя, и Румбо для меня больше не «зверь».
— Думаю, мы подружимся со зверюшками, не слишком их балуя. Он может сам составить себе компанию.
И мы оставили белку, которая вполне счастливо позавтракала без нас. Мидж пошла к раковине по соседству, а я, взяв из шкафа внизу фонарик, отправился на чердак. Я бодро поднялся по лестнице, радуясь жизни и своей любви и размышляя о том, что в настоящей любви постоянно случаются мгновения абсолютной свежести, словно ты только что влюбился, и осознание ее всегда волнует, всегда захватывает. Нам предстояло узнавать друг друга — я хочу сказать, узнавать по-настоящему — мне и Мидж, но мы никогда не привыкнем друг к другу, никогда не удовлетворимся друг другом. Поймите меня правильно — наши отношения не всегда были такими розовыми, как на той картине, что я только что изобразил; в них случались бури и непогоды, иногда мы оказывались на грани разрыва. К счастью, мы всегда умели вовремя опомниться и понять ошибки друг друга (или точку зрения другого, как Мидж предпочитала это называть). Скажу без ложной скромности, у нас обоих были таланты в музыке и в живописи, а вы когда-нибудь знали талантливого человека без темпераментной черточки? Профессиональная черта, как говорят. Я веду речь не про высокомерие и эгоизм, а про стремление делать вещи правильно (конечно, в собственном понимании) и про расстройство, которое очень быстро развивается, когда что-то делается не так. Бывают времена, когда близкий человек получает удары и должен научиться уклоняться от них и отбивать их — или просто говорить о заурядных вещах. С годами мы многому научились друг у друга. Мы также научились не придавать чересчур серьезного значения собственной персоне — хорошо, когда поймешь это, пока не слишком состарился.