— Не настолько, чтобы присоединиться, — ответил я.
Ее рука соскользнула, но глаза напряженно смотрели в мои.
— Вы бы нашли с нами много счастья. Вы бы постепенно узнали многое, что другим не дано узнать.
— Многое какого рода?
Теперь она отвела глаза.
— Я всего лишь из питомцев. Полномочия и право обучать имеют только Избранные.
— Кинселла?
— И другие. Впрочем, и я могу вам помочь, Майк. Каждому Усыновленному позволяется иметь духовного товарища. — Ее пальцы снова нашли мое запястье, но на этот раз в ее пожатии чувствовалась твердость. — Мы в любое время можем поговорить о вещах, которые не требуют обращения к сущности учения. Мы могли бы встретиться...
Не подумайте, что я не испытал соблазна Джилли была симпатичная девушка, а в последнее время я чувствовал себя вроде как отверженным со стороны Мидж. А ровная и мягкая твердость ее пожатия подразумевала нечто большее, чем просто разговор подразумевала, что «духовный товарищ» означает и другие аспекты особых отношений. Или это были только мои фантазии?
— Ты хорошенькая, Джилли, — сказал я, помолчав, — но я могу в данный момент иметь лишь одного духовного товарища, и этот товарищ сейчас наверху. Возьми пару фужеров, а?
Я взял бутылку и зажал между пальцами ножки трех фужеров.
Если Джилли и почувствовала, что ее отшили, то не подала виду, и снова я задумался, не померещилось ли мне ее приглашение.
— Я понимаю, о чем вы говорите, — сказала Джилли, держа в каждой руке по фужеру, — но если когда-нибудь почувствуете потребность...
Она намеренно оставила предложение недосказанным, и, естественно, мое воображение продолжало давать себе волю. Девушка отвернулась, но перед этим улыбнулась мне одними глазами, не дразня, даже не соблазнительно, а как будто понимая гораздо больше меня. И возможно, так оно и было.
— А скажи мне еще кое-что, — сказал я, останавливая ее. — Почему именно здесь?
Она изумленно взглянула на меня.
— Почему Майкрофт расположил свой синерджистский Храм здесь? Он американец, и, как я понял, когда был в Храме, среди последователей тоже немало американцев — так зачем же было всей организации переезжать в Англию?
— Потому что это...
— Джилли!
Голос был довольно спокойным, но девушка вздрогнула, словно ее хлестнули плетью, и обернулась.
У подножия лестницы, как обычно засунув руки в карманы, стоял Кинселла. Он дружелюбно улыбался, но я как будто бы заметил в выражении его лица тень раздражения.
— А мы уж подумали, куда это вы оба пропали, — проговорил он мягким тоном.
— Мы идем, — ответил я, держа перед собой вино и фужеры. — Джилли только что просветила меня в общих чертах насчет синерджистов, хотя должен признаться, я не много понял.
— Ну, сам основатель под вашей крышей, Майк. Майкрофт может объяснить все лучше любого из нас. Знаете, раньше мы не хотели пичкать вас подобным, это не наш стиль.
— Да я и не настолько любопытен. Это я так, просто чтобы разговор поддержать.
— Разумеется. Позвольте помочь с этими фужерами.
— Я справлюсь. Ведите всех.
Прежде чем снова подняться по лестнице, Кинселла оглядел помещение, словно ища что-то.
И снова я спросил себя, что же в Грэмери заставляет его так нервничать.
— Пределы человеческого ума устанавливаются самими людьми.
Майкрофт переводил взгляд с лица на лицо, оценивая эффект, произведенный этим утверждением как на посвященных, так и на непосвященных — к последним относились Мидж и я. Он сидел в единственном кресле в круглой комнате, Мидж и Джилли расположились на диване, а я — на подлокотнике дивана. Кинселла и Джоби развалились на полу, потягивая вино и почтительно внимая своему лидеру. Комнату освещала единственная лампа, за окнами, казалось, не было ничего, кроме черноты.
— Сама цивилизация послужила тому, чтобы притушить врожденные возможности нашего ума, — продолжал Майкрофт. — Новые практические навыки и научные исследования все больше уменьшают наше знание самих себя. Не случайно, что у ребенка без так называемой зрелой мудрости психические способности больше, чем у взрослого.
— Я понял, что вы имеете в виду, — сказал я, — и вряд ли эта теория оригинальна. — Я не намеревался быть грубым, но мы уже минут двадцать слушали проповеди Майкрофта, и мне это начало надоедать. — Вот послушайте: знание говорит, что мы не можем летать. Можно в это верить, можно не верить, но факт остается фактом.
— Нет, Майк, — терпеливо ответил он. — Знание самого себя сообщает, что ты не можешь летать. Но даже в этом ты научился думать просто в терминах своего физического тела, а не сознания. Прежде всего, нет ничего, что может ограничить нашу психику. Сила, заключенная во всех нас — если хотите, психическая энергия, — не может быть ограничена психическими аспектами нашей жизни. Если только мы, мы сами, не утверждаем обратного.
Он как-то утратил свою мягкость. Возможно, тени от лампы выявили в его чертах глубину, которой раньше не было видно, а может быть, дело заключалось в напряженности его взгляда.
Мидж заговорила, и я заметил, что она поеживается, как от холода.
— Если эта энергия заключена внутри нас, почему мы не можем ее высвободить? Почему не можем ею воспользоваться?
— Сначала нужно открыть в себе эту способность. Мы должны полностью представлять себе источник этой энергии, понять и принять его присутствие. И нужно научиться управлять всем знанием и обуздывать то, что не относится к нашей истинной сущности. А для этого нужно, чтобы кто-то руководил нами. — Он снисходительно улыбнулся Мидж, но мне эта улыбка показалась ухмылкой, какую паук припасает для мухи.
Почему-то чем больше я смотрел на этих людей, тем меньше они мне нравились. Может быть, подумал я, это естественная враждебность ко всему смахивающему на фанатизм. А при всех своих спокойных, дружелюбных манерах синерджисты распространяли вокруг себя дух фанатизма.
— Синерджистский Храм, — продолжал Майкрофт, и его тон стал не таким деловым ввиду высокопарности момента, — это не более чем фундамент, на котором мы ищем нашу истину, где наше сознание и подсознание учатся сливаться с Всеобщим Духом, правящим всеми нами, который существует внутри нас и тем не менее отдельно от нас, индивидуальный и в то же время более чем всеохватывающий.
Мои глаза начали закрываться. Это было хуже, чем воскресная проповедь (насколько я помнил).
— И как его достичь? — спросила Мидж, и я неловко заерзал на подлокотнике дивана: она словно с ложечки кормила его наводящими вопросами, — Как человеку научиться сливаться с этим духом?
Майкрофт с улыбкой посмотрел на своих последователей, и те улыбнулись в ответ, словно знали эту тайну.
— Это требует времени, — проговорил он, снова переведя взгляд на Мидж, — и великого смирения. Усыновленные должны отказаться от своих мыслей, от своей воли. Они должны переложить ответственность за свои поступки на Основателя.
Даже Мидж в своем состоянии слепой зачарованности побледнела при этих словах.
— Немалое требование, не правда ли? — заметил я.
— Но и вознаграждение грандиозно, — без колебаний парировал Майкрофт.
— И каково же оно?
— Единение в духе.
— Звучит устрашающе.
Он еле заметно раздраженно вздрогнул:
— Возрождение душевной силы.
Я кивнул, словно сверяясь со списком.
— Обуздание земной тавматургической потенции.
Это звучало в самом деле внушительно, хотя черт его знает, что означало. Я почувствовал, что хорошо бы спросить.
— Если не пройти через все ступени синерджистского развития, — сказал Майкрофт, отвечая на мой вопрос, — то нет надежды понять это. Например, вы допускаете, что огромные источники энергии валяются прямо у нас под ногами?
Я уловил беспокойство на лицах остальных присутствующих, но Майкрофт сохранял невозмутимость.
— Конечно, — ответил я. — Все признают, что в земле заключены колоссальные энергетические ресурсы. В этом предположении нет ничего удивительного.