Выбрать главу

— И Ранесса отправится со мной. Конечно, она — словно головешка в заду, вы уж простите меня за такое сравнение. Но теперь я лучше понимаю ее. Во всяком случае, знаю, что она чувствует.

— Ты думаешь, что и с нею боги ошиблись? — все с той же печальной улыбкой спросила Огонь.

Вольфрам надел шапку.

— Не знаю, как отнесется к этому Колост. Дворфы — прекрасные наездники, но летать на драконах… Не знаю, госпожа. Не думаю, что он согласится.

— Я заглянула в сердце Колоста. Он горит желанием поскорее вернуться в родные места. Недругов у него хватает. Он опасается, не сплели ли они за это время заговор, чтобы лишить его власти. Так что вряд ли он станет особо возражать. Я поговорю с ним, — сказала Огонь. — И с Ранессой тоже.

Однажды, набравшись смелости, Вольфрам отважился полететь на гиппогрифе. Полет оказался захватывающим. Чем-то это напоминало ему скачку во весь опор по залитому солнцем лугу. Следом он живо представил себе полет на спине своенравной, упрямой и достаточно неуклюжей Ранессы. Вольфрам вспомнил ее сокрушительные в прямом смысле этого слова приземления и отер рукавом вспотевший лоб.

— Вы… вы только объясните ей, что она полетит с седоками на спине. А то вдруг ей вздумается перекувырнуться в воздухе? И с посадкой тоже… чтобы не в озеро, не в океан и не в кратер вулкана…

Огонь улыбнулась.

— Думаю, у Ранессы больше здравого смысла, чем тебе кажется, Вольфрам.

— Наверное, вы правы, — осторожно ответил Вольфрам и поклонился.

Он все же сильно сомневался насчет здравого смысла Ранессы.

ГЛАВА 3

Интересное явление — время. Для одних оно стремительно несется, для других — тянется еле-еле. Но никому и никогда время не позволяет забыть о себе. Дагнарус, чье время измерялось веками, — даже он ощущал неумолимый ход времени.

Для Шадамера, Дамры и Гриффита время в буквальном смысле расплылось. Оно измерялось ударами корабельного колокола, возвещавшего о смене вахты на корабле орков. Погода и ветер благоприятствовали путешественникам. Они успели пройти Сагванское море и теперь двигались на запад, к Морю орков. Дни всех четверых (как же можно не упомянуть Алису!) были заполнены неторопливыми прогулками по палубе, серьезными спорами о будущем, различными историями, которые они рассказывали друг другу, и песнями. И разумеется, знамениями, ибо там, где орки, без знамений — никуда. Казалось, пассажиры корабля могли бы и не замечать время; и все же каждые четыре часа (ночная тишина не была исключением) корабельный колокол возвещал им, что время продолжает течь.

Для Вольфрама и Колоста время превратилось в размеренные взмахи крыльев Ранессы. Она почти забыла свои выходки, зато крепко помнила, что несет на себе двоих дворфов. С каждым разом она опускалась на землю все мягче, и Вольфрам уже не закрывал в ужасе глаза. Что касается Колоста, полет не только восхитил его. Предводитель предводителей сразу же понял неоспоримое преимущество драконов в войне. Но поскольку ни один дракон не согласился бы участвовать в сражении, Колост всерьез задумался о покупке у эльфов нескольких гиппогрифов.

Улафу, Джессану и Бабушке время отмерял быстрый цокот копыт. Для юного тревиниса и старой пеквейки оно текло даже быстрее, чем для Улафа, — ведь они ехали на запад, домой.

Для Ригисвальда время бежало не столь быстро. Старик ехал в Краммс вместе с караваном виноторговца. В качестве платы он предложил хозяину каравана свои услуги врачевателя. Тот согласился. Пока же все спутники Ригисвальда были вполне здоровы, и ничто не мешало старому магу предаваться размышлениям. Прекрасное хозяйское вино помогало забыть горечь того, что ему пришлось пережить в Новом Виннингэле.

Так или иначе, но время подгоняло всех, кто прямо или косвенно соприкоснулся с Камнем Владычества. Единственным исключением был Рейвен. Он двигался вместе с отрядом таанов, и его время измерялось протяженностью дневного перехода, устройством на ночлег, коротким сном и новым днем пути.

До своего пленения Рейвен был воином и привык отмечать время. Приезжая на побывку в родные края, воин должен знать, сколько восходов он сможет провести дома, прежде чем ему придется трогаться в обратный путь. Но та жизнь осталась далеко в прошлом. Время утратило для Рейвена прежний смысл. Спешить ему было некуда. Его никто не ждал.

Иногда он вспоминал прошлое и чувствовал, что оно отодвигается все дальше. Рейвен без сожаления смотрел, как его былая жизнь тает в тумане времени. Возвращение в ту жизнь было закрыто для него навсегда. Там его ждали лишь позор и бесчестье: ведь он позволил взять себя в плен и согласился на жалкую участь пленника. По понятиям тревинисов, он предал соратников, которые сражались до конца и предпочли погибнуть, но не сдаться.

Рейвена утешало лишь то, что он убил своего пленителя — таанского воина Ку-тока. Это не смыло с него позора, но Рейвен хотя бы отплатил врагу за все насмешки и издевательства. Тревинис не надеялся, что после убийства Ку-тока сам останется в живых. Но случилось то, чего он никак не ожидал. Рейвен приобрел сомнительную славу, обратив на себя внимание страшного и могущественного таанского врикиля — светлокожего и беловолосого Клета. Клет сделал его своим телохранителем. Но самому Рейвену куда важнее было то, что убийством Ку-тока он заслужил определенное уважение в глазах таанского племени.

Теперь Рейвен уже не был пленником. Он стал полноправным воином. Ему отдали оружие Ку-тока, шатер, а также почетное место во внешнем круге воинов. К Рейвену перешло и все, чем владел убитый, включая и рабыню-полутаанку по имени Дур-зор. Большая часть имущества Ку-тока была для Рейвена совершенно бесполезной. Доспехи, полученные Ку-током в награду за храбрость (разумеется, человеческого изготовления, ибо ничего подобного тааны не делали), были превосходны, но слишком тесны. Рейвен отдал их одному из таанских воинов, чем заслужил дополнительное расположение. Ку-ток особо дорожил шлемом, полученным из рук бога таанов — Дагнаруса. Шлем Рейвен преподнес предводительнице племени (по-таански — низаму) Даг-рук.

Даг-рук обрадовалась подарку и неожиданно проявила особое расположение к дарителю. Знай Рейвен, чем для него обернется милость таанской предводительницы, он закопал бы злосчастный шлем поглубже и постарался бы затаиться сам. Но он и понятия не имел. Дур-зор, та сразу поняла. Девушка увидела, как Даг-рук смотрела на Рейвена, и догадалась, что скрывается за льстивыми словами предводительницы. Однако Дур-зор, вопреки всем заверениям Рейвена, по-прежнему считала себя его собственностью, не имевшей права становиться на пути славы хозяина.

Рейвен почти не замечал мелькавших дней. Он понял, что ему легче жить в настоящем. Он отказывался думать о прошлом и не заглядывал в будущее. Работы у него хватало, и Рейвен был очень доволен, что ему некогда терзаться раздумьями. Вскоре после поединка с Ку-током, изменившего его судьбу, племя Даг-рук решило примкнуть к мятежному врикилю Клету.

Отряд Клета напал тогда на них, и битва казалась неминуемой. Однако врикиль вовсе не хотел истреблять соплеменников. Клет намеревался сделать их своими союзниками. Он держал речь перед Даг-рук и ее племенем и рассказал им, что Дагнарус, которого они считают богом и которому поклоняются, — вовсе не бог, а обыкновенный ксыкс, как тааны называли людей. Что бы Дагнарус ни говорил таанам, какие бы обещания ни давал, их судьба была ему глубоко безразлична. Этот человек преследовал свою цель — главенствовать над людьми и всеми остальными расами земли Лерем. Когда Дагнарус достигнет желаемого, говорил Клет, тааны не получат от него обещанных наград. Их «бог» обратится против них и попытается уничтожить теперь уже бесполезных для него таанов.

Клет настойчиво призывал воинов племени Даг-рук порвать с Дагнарусом и вернуться к вере в старых богов. Настоящих богов, кровно связанных с таанами и понимавших их. Слова Клета звучали очень убедительно, а Дагнарус находился далеко и не мог вмешаться. Даг-рук привыкла повиноваться врикилям, которых тааны называли кил-сарнцами — «избранниками бога». Предводительница племени восхищалась Клетом, как восхищались все тааны, знавшие о его бунте против Дагнаруса. Сердцем Даг-рук чувствовала, что врикиль говорит правду. Она и большинство воинов племени согласились перейти на сторону Клета. Несогласным оставалось либо помалкивать, либо покинуть племя.