— Насчет аннигилиток я не уверен, — сказал он. — Мы не успели бы нажать гашетку, как превратились бы в пыль.
— Ч-черт! — Гарри с чувством ударил кулаком по столу. — Какие возможности!.. Что стоило им бросить нам хотя бы горстку алмазов?
Опять все промолчали, и опять за всех высказался Томас Веллз. Необычно прозвучали его слова, даже грустно.
— Ничего не попишешь, ребята, — сказал он, — есть миры, в которые надо входить с чистой совестью.
Поднял взгляд и посмотрел на добытчиков:
— А кто из нас видел, с чем ее едят, эту штуку, — совесть?..
МАША
Б. Р КЕЛЕРУ
1
— Борис! Да проснись ты, слышишь!
Спальный мешок заерзал на пихтовой подстилке, растянулся, как гигантский кокон.
— Ни одной собаки! — тряс Василий товарища. — Все исчезли.
Кокон опять зашевелился, показалась голова Бориса.
— А мне снилось… море, — сказал он. — Такое синее…
— Ты пойми — ни одной!.. — волновался Василий. — Как ветром унесло!
— Куда?
— Знал бы — не спрашивал!
Борис сел, извлек откуда-то шапку, нахлобучил из голову: мороз — двадцатиградусный.
— Сбежали? — спросил он, безучастно позевывая. — А море — ух, синее! — Потянулся так, что затрещали суставы.
Василий выругался с досады:
— Да придешь ты в себя?..
Утро разгоралось медленно. Розовый свет сочился на ладь заснеженной реки, трогал дальние вершины и терялся в низинах, в пучине уходящей ночи. Река поворачивала на север крутой излучиной, раздвигала тайгу. Все было чистым, нетронутым… Странно чернели на белизне двое нарт, пепел костра. И кругом — ни звука.
Это подействовало на Бориса больше, чем слова и голчки Василия. Вскочив на ноги, он закричал:
— Рустан, Рустан! Салка!..
Крик понесся над рекой, глухо отразился от обрывов берега.
— Куда же они девались? — спросил Борис, оглядываясь по сторонам.
Отпечатки лап, испятнав снег вокруг костра, устремлялись к берегу, к излучине. Геологи бросились по следу.
Это была неплохая разминка, вроде зарядки, да и мороз подхлестывал подходяще. Но главное — почему и как далеко ушли собаки?
Запыхавшись, друзья обогнули мыс, круто вдавшийся в реку, и остановились. Стая была здесь, в полном сборе.
Накануне вечером Борис и Василий взорвали на берегу сползший откос, тут же хотели остаться на ночь, чтобы с утра приступить к пробам, но глыба нависла так угрожающе, что друзья сочли более благоразумным найти для ночлега место небезопаснее. И сделали правильно: глыба отвалилась, и на высоте двух-трех метров открыла узкую щель, черневшую на белом известняке. Собаки ныряли в щель и появлялись оттуда с добычей. Здесь же, между камней, пожирали куски… Увидя Бориса и Василия, подхалимски завертели хвостами: мы-де никуда не сбежали, все здесь и, в-общем, не плохо позавтракали.
— Рустан! Салка! — позвал Борис. — Ко мне!
Вожаки отделились, пошли; за ними потянулись другие, зализывая окровавленные пасти.
— Что вы нашли? Какую мерзость? — с отвращением спрашивал Борис.
Сытые звери повизгивали, чувствуя, что в голосе людей нет угрозы, делали попытки потереться мордами об унты Бориса и Василия.
Те отступили: собачьи пасти были в крови до самых глаз, облеплены бурой шерстью; кругом валялись остатки ночного пиршества.
Одолевая брезгливость, Василий нагнулся над изгрызанным куском.
— Борис!..
Тот рассматривал клочок кожи, и когда поднял глаза, в них было удивление и вопрос:
— Не пойму…
— Это непостижимо, Борис. Мамонт!
Оба, как по команде, подняли взгляд к зияющей щели. Остроухая лайка пробиралась туда, воровато оглядываясь.
— Румка! — заорал Борис. — Куш!
Собака повернула прочь, а все остальные шарахнулись от людей в недоумении.
Пока Борис отгонял собак, Василий карабкался по камням к отверстию. Товарищ нагнал его у самой дыры, и то, что предстало взорам, потрясло обоих до оторопи.
В черной пустоте вырисовывался бок громадного животного. Бурая шерсть висела клочьями, как омертвевшая кедровая хвоя. Часть кожи и мяса содрана, виднелось обглоданное ребро… В глубине угадывались очертания еще большего зверя. Но внимание друзей было приковано к рваной ране: из нее — невероятно! — крупными, как горошины, каплями сочилась густая кровь!
2
— Ехать надо сейчас же! — говорит Борис, стряхивая с одежды снег…
Они покинули пещеру, но еще не могут прийти в себя. Перед глазами — полутьма, и в ней, как гора, зверь, привалившийся боком к скале, с опущенным хоботом и закрытыми глазами. Казалось, животное дремлет, может вдруг свернуть и развернуть хобот. Туша была не тронута. Первому, попавшему собакам на завтрак, — не повезло. Этот же исполин стоял как живой, подойти к нему было жутко. Мертвый? Замороженный?.. Рука ощущала грубость и в то же время эластичность его кожи, холодной, как лед, но не мерзлой, — она подавалась под пальцами.
В пещере было теплее, чем снаружи. Воздух, проникая в отверстие, клубился легким белесым парком.
Прежде всего, надо было закрыть дыру. Животное сохранилось в постоянной температуре. Отверстие заделали снегом.
— Случай необычайный, — согласен Василий с Борисом. — Надо ехать немедля.
— До Средне-Колымска пять дней пути. Взять обе упряжки — четыре дня. Езжай, Вася, поднимай всех!
Завтрак друзья завершают молча, каждый обдумывает свое.
Так же молча запрягают в нарты обе упряжки — одну за другой. Нарты Василий берет одни: продукты, корм для собак, ружье, — ничего лишнего, — и через минуту видна лишь черная точка в вихревом снежном облаке.
Борис садится к костру. Находка, действительно, необычна. Встречались кости, бивни, останки с кожей и шерстью… Но такой удачи не знал никто. Если бы не собаки, — два целых, — так и сказал бы, — живых мамонта! Это странное ощущение, что они живые, овладело Борисом с первого взгляда, когда он увидел капли темной крови: животное в спячке, в анабиозе!
Память торопливо развертывает все, что известно об анабиозе: биологические процессы замедленны… Отсутствуют внешние признаки жизни… Наблюдается при вмерзании в лед небольших организмов-инфузорий, насекомых. П. И. Бахметьев открыл закономерность анабиоза — нет полного промерзания и тканевые жидкости остаются при низких температурах в переохлажденном, но жидком состоянии… Здесь то же самое! — Борис глубоко вздыхает, чувствуя, как подкатывает к горлу сердце. — То же самое?! — И смеется сам над собой: там — инфузории, здесь — гора, зверь!.. Куда не заведет фантазия!
И все-таки не фантазия! Он сам чувствовал, видел — живые!..
Порыв гаснет вновь: сколько могли быть во льду, в лабораторных условиях эти несчастные инфузории? Неделю, месяц?.. А тут — пятьдесят тысяч лет!.. Можно ли сравнивать?!
А перед глазами спокойная поза громадного зверя, опущенный хобот, закрытые глаза — спит!
3
Борис был человеком, у которого тесно переплелись мечта и практика, фантазия и дело. С детства он рвался в Арктику, к полярным сияниям, к подвигам. Окончил Арктический институт, уехал с геологами на Омолон, приток Колымы. Правда, не все оказалось здесь подвигом. Было много простой черновой работы, но не мало было и романтики в этих просторах, снегах. А главное, — люди! Какие сердца, характеры!.. Повстречался с Василием. Они сразу нашли друг друга. Василий тоже романтик, но только другого склада: трезвый, умеющий рассчитывать наперед, он удивительно гармонировал с порывистым фантазером Борисом, умел остановить товарища вовремя, но умел и поставить настоящую, увлекательную идею.
То, что они пустились в зимний рейс, в конце концов, мысль Василия. Лето на Колыме коротко. Со своей группой они прошли немало, но сделать обоим хотелось больше. Вот почему, испестрив карту значками, которые скрывали тысячи неожиданных возможностей, ояи решили вернуться к этим местам зимой. Выход лантанидов на Колыме, на который они наткнулись осенью, перед самыми снегопадами, взволновал друзей редкоземельными элементами — именно тем, в поисках чего они бродили по тайге и тундре все лето. Открытие под зиму! Не досада ли?.. С большим трудом удалось договориться об экспедиции с начальством георазведки — в этом больше заслуга Василия. А на складе Борис до хрипоты спорил с Гараниным, заместителем начальника базы: «Оборудование нужно самое лучшее, Павел Андреевич! Церий, рубидий — с плохими приборами за ними не угонишься, ускользнут, как вода между пальцев…» Гаранин, скуповатый, но технически грамотный человек, приборы давал. «Пиши расписку», — требовал, выдавая особенно ценные, с деталями из платины и иридия. Борис писал, заверял, что ничего не испортит. «Рацию — через десять дней, — обещал Гаранин. — Аккумуляторы на зарядке». Но кто согласится ждать, если начальство в любой момент может раздумать и отменить экспедицию?.. Согласовав маршрут и надавав обещаний, что в сторону не сойдут ни на шаг, — «В случае чего, где вас искать?..» — Борис и Василий вырвались из-под опеки начальства.