3. На следующую ночь Ямаканди опять пробралась в царский дворец, убила единственного сына царя, царевича Наран-Сарана, положила его труп около царицы Энгэтю-Наран, а кровью испачкала ее губы. Царь, как только проснулся на другой день, увидел труп царевича; не будучи в состоянии терпеть далее, выхватил он свой меч и хотел было уже зарубить свою жену, как вдруг опять прилетел попугай и обратился к нему с такими словами: «О царь! Умей для каждого дела подыскивать пример! Если не будешь поступать таким образом, то выйдет похожим на „Царя и попугая“». Рассердился тогда царь: «Замолчи, скверный попугаишка!» — воскликнул он, взмахнул своим мечом и убил птицу, разбив ей вдребезги голову.
Затем он сорвал одеяния с царицы Энгэтю-Наран и хотел прикончить ее; но царица была так прекрасна, что рука его не поднялась, и он не был в состоянии убить ее.
Призвав своих министров и сановников, царь заявил им следующее: «Эта скверная дьяволица убила моего единственного сына, который должен был бы наследовать мой престол. Я хочу теперь уничтожить ее». Когда царь соизволил сказать это, никто из сановников не произнес ни слова. Наконец, один из министров, Еркетю-Заян («Могучая судьба») доложил царю: «Не годится, чтобы вы, царь, сами убивали эту царицу. Никогда не было слышно, чтобы цари сами убивали своих жен, как бы виновны те ни были. А если так, то следует вам предать свою супругу в руки палачей, которые отведут ее на кладбище и убьют там». Царь одобрил эти слова, приказал ударить в большой барабан и собрал весь свой народ. Затем он сорвал одеяния с царицы Энгэтю-Наран и передал ее трем палачам, приказав выгнать ее вон из города, погоняя терновником, и убить на кладбище.
Придя на кладбище, один из палачей сказал своим товарищам: «Вы убейте эту царицу! Если нам выдадут награду за ее убийство, то вы можете взять себе мою долю!» Сказав это, он удалился. Оставшиеся пошли было дальше, но один из них заявил своему товарищу: «У меня не поднимается на нее рука. Ты можешь забрать мою долю, а я останусь здесь!» Последний палач взял было царицу, но не мог поднять на нее руку и не был в состоянии покончить с ней. Тогда царица Энгэтю-Наран сказала: «Вы убейте меня! Если вы теперь меня не убьете, царь вас накажет». Но так как царица Энгэтю-Наран во всех прошлых своих перерождениях не убивала живых существ и предавалась благоговейному созерцанию, то в силу этого палач не был в состоянии покончить с ней. Он тогда связал ей руки и ноги и бросил ее на кладбище, полагая, что она будет съедена дикими зверями. Следующей ночью на кладбище собралось много хищных зверей, но они не тронули царицы. Стало холодно, царица, чтобы согреться, начала кататься. Подошедшие на следующий день три палача приблизились к ней и почтительно обратились к ней с такими словами: «Все хищные звери побывали здесь и не причинили тебе вреда. Как же может подняться на тебя рука у нас, трех палачей? Теперь мы скажем, что убили тебя; ты же соизволь уйти в отдаленную страну». Царица тогда открыла тем трем палачам истину о том, что нет ничего вечного, и ушла. А палачи, вернувшись обратно, объявили всем, что убили царицу Энгэтю-Наран.
А Энгэтю-Наран отправилась прежде всего туда, где жила раньше с отшельником. Там оказалось, что шалаш, в котором жил ее отец-отшельник, разрушился, плодовые деревья засохли, сам отшельник скончался — отошел, не оставив своего тела. От него ничего не осталось, только лоскуток одежды. Царица, увидев это, предалась глубокой скорби. Потом она поклонилась несколько раз обрывку платья отшельника и подумала: «Я испытываю эти страдания вследствие того, что преступила завет и наставления отшельника». По прошествии нескольких дней, однажды ночью, явился ей во сне белый человек и сказал: «Так как ты нарушила клятву, то тебе и пришлось увидеть столько страданий. Теперь ты отправляйся под видом монахини-йогини[29], чтобы подавать духовную милостыню всем живым существам. Если ты сохранишь свои обеты, то в следующем перерождении встретишься со своим отцом-отшельником».
29
Отшельница, которая следует системе йога и стремится получить сверхъестественную силу путем созерцания и сосредоточения воли.