Как и другие индийские сказочные сборники, «Двадцать пять рассказов веталы» были занесены к разным народам; известны, например, персидские переводы и переделка этого знаменитого сборника; пошли они блуждать и далее; усердный исследователь найдет следы «рассказов веталы», а может быть, и полные пересказы в народных сказках разных стран, в том числе и России. «Двадцать пять рассказов веталы» попали, между прочим, и в Тибет. Тибет — страна, соседняя с Индией; с VII в. н. э. там стал быстро распространяться буддизм, занесенный туда из Индии, а вместе с ним и индийская культура. Буддизм и приносимая им с собой индийская культура скоро распространяются почти по всему Тибету и становятся главенствующими в жизни тибетского народа.
Попав в Тибет, «сказки веталы» подверглись очень значительной переработке и переделке, на них напластовывались, между прочим, черты, порожденные уже тибетским бытом, тибетским складом жизни. Впрочем, мы не можем утверждать, что «сказки веталы» не были сильно изменены уже в самой Индии, попав, например, в среду буддистов. Дело в том, что мы до сих пор очень плохо и мало знаем Тибет, который все еще остается таинственной страной; мало знаем мы и тибетскую литературу. Поэтому до сих пор не удалось еще никому познакомиться с тибетской переработкой «Двадцати пяти рассказов веталы». А что рассказы эти в Тибете известны, то на это указывают нам, во-первых, разные замечания и упоминания тибетских писателей, а во-вторых, то, что в Тибете существуют устные народные пересказы «сказок веталы», которые слышали и записали наш известный путешественник Г. Н. Потанин и английский офицер О’Коннор.
«Двадцать пять рассказов веталы» сохранились зато очень хорошо у монголов и калмыков в форме книжной и в виде устных народных пересказов. Монголы приняли буддизм, между прочим, и из Тибета, а затем подверглись большому культурному влиянию этой страны, которая передала им в свою очередь позаимствованную культуру Индии. Благодаря Тибету и буддизму кочевой монгольский народ оказался в культурном отношении связанным многими тесными узами с далекой и, казалось бы, такой чуждой ему Индией.
Несмотря на то что монголы — кочевники, они имеют свою национальную грамоту и литературу на своем языке, причем западная ветвь монгольского племени, ойраты, или калмыки, пользуется сверх того своей несколько отличающейся письменностью. И вот среди этого монгольского мира особенно распространена и любима книжка, известная под названием «Сидди-Кюр» — «Волшебный мертвец», которая представляет собой сборник сказок, имеющий близкую родственную связь с «Двадцатью пятью рассказами веталы».
В монгольском сборнике много отличного по сравнению с индийским прототипом. Особенно сильно отличается вступление, создающее рамку для всех других рассказов. Так, вероломного брахмана индийских версий в монгольской версии заменяет буддийский святитель Нагарджуна, а царя-героя Викрамадитью — царевич Амугуланг-Едлегчи. Из жизнеописания Нагарджуны нам известно, что он находился в сношениях с царем Антиваханой, царем греческого происхождения; до нас дошло даже послание, написанное знаменитым буддистом этому царю. Слово «Амугуланг-Едлегчи» значит «пользующийся благоденствием», как тибетцы переводили имя царя Антиваханы [2]. Таким образом, в монгольских сказках появляется восточный греческий царь, переписывавшийся с буддийским мудрецом. Так, действительно сказочно, разные народы, разные во всех отношениях люди связываются между собой в произведениях мировой литературы.
Монгольский сборник сказок «Сидди-Кюр» несет на себе уже очень ясный отпечаток буддизма. Моральный закон ответственности, воздаяния за совершенные поступки не забыт и ярко выставляется в сказках «Волшебного мертвеца». Затем сказки эти во многих случаях рисуют нам тибетские нравы, тибетскую жизнь, приоткрывают слегка таинственный покров, все еще окутывающий эту страну. В каком бы виде ни получили из Индии «сказки веталы» тибетцы, они, несомненно, внесли в рассказ много своего, применительно к своим нравам и к своим вкусам.
Монголы же, по-видимому, сохранили текст сказания о «Волшебном мертвеце» без всяких изменений, передав его только на своем языке, передав легко, красиво, вполне литературно.
Предлагаемый русский перевод сделан по ойратской (калмыцкой) рукописи, приобретенной у одного ойратского князька из северо-западной Монголии. Сообщить об этом приходится потому, что прежние переводы, немецкий — Юльга и русский — ламы Галсана Гомбоева [3], были сделаны с неполных рукописей, в которых не хватало по нескольку рассказов. Упомянутая рукопись позволила впервые познакомиться с полным монгольским сборником «Двадцати пяти рассказов веталы».
Б. Владимирцов.
Волшебный мертвец
Вступление. Семь волшебников и царевич
В Индии жили-были семь волшебников. По соседству с ними, на расстоянии одной мили, жили два брата-царевича. Старший из них пошел учиться чарам у тех семерых волшебников, провел у них семь лет, но не выучился волшебству. Тогда младший брат отправился туда, чтобы доставить съестные припасы; подглядев хорошенько в щелку двери, увидел он разгадку чар тех волшебников и выучился их искусству. После этого младший царевич, не передавая припасов своему старшему брату, позвал его с собой и вернулся в свой дворец.
Тут он сказал своему старшему брату: «Хотя я и не учился волшебству, однако я его знаю! В нашей конюшне есть прекрасный конь, на которого нельзя наглядеться. Ты завтра поведи его по-хорошему и, не заходя к тем волшебникам, продай его в другом каком-нибудь месте, а полученное непременно принеси сюда!» Так сказал он и превратился в коня. Старший же брат, хотя и изучал волшебство семь лет, не понял того, что случилось.
«А, брат мой добыл коня, на которого нельзя наглядеться. Что, если бы всегда на нем ездить верхом!» — подумал он; но лишь только сел он на него, как конь, закусив удила, принес его к дверям семи волшебников. «Владыки людей, семь волшебников, — сказал он, — не возьмете ли вы за хорошую цену вот такого коня, лучше которого нигде не найти, который назад не может убежать?» Волшебники признали, что это был за конь, и сказали друг другу: «Если это так, то наше волшебство перестанет быть удивительным. Поэтому купим его и убьем». Дали они ни с чем не сравнимую цену и приобрели коня.
После этого семь волшебников взяли того коня, привязали в темной конюшне и стали подкармливать. Когда же пришло время его убить, пошли они по дороге, чтобы напоить коня. Держали они его за хвост, за гриву, за ляжки и голени, чтобы он не свернул в сторону, и так подвели к воде. Волшебный же конь, не зная, что делать, подумал: «Несчастный братишка мой ничего не смог сделать! В какое же существо мне теперь превратиться?» Подумал он так и тотчас воплотился в рыбок, находившихся в той же воде. Семь волшебников превратились в щук и бросились в погоню. Тогда царевич, не будучи в состоянии убежать, воплотился в голубя, пролетавшего вверху по небу. Семь волшебников стали коршунами и продолжали погоню. Они готовы были уже схватить голубя, как он подлетел к учителю Нагарджуне [4], который жил в пещере на скале, называемой «Творящая твердое благоденствие», на западе, в стране Бенден. Семь коршунов, достигнув отверстия пещеры, превратились в семерых людей и остановились.
Совершенный мудрец Нагарджуна подумал про себя: «Что это такое? Почему семь коршунов преследуют этого голубя?» — «Ты почему, — обратился он с вопросом к голубю, — торопишься и трепещешь?» Тогда голубь вкратце рассказал ему обо всех обстоятельствах, обо всем, что случилось раньше. «Семь коршунов прилетели, гонясь за мной, для того чтобы меня убить. Соизволь спасти мою жизнь! — молил он. — Теперь я, — продолжал он, — воплощусь в главный шарик твоих четок. Когда же семеро, что находятся у ворот, подойдут к тебе и попросят твои четки, ты зажми в руке главный шарик, а четки высыпь наружу!»