— Редфорд, — ответил Николас. — Мой папа — майор. Он получил это звание во время войны.
— А где он сейчас? — спросила Салли.
— Он в Индии, — ответил Николас. — По крайней мере, я так думаю, но он обещал приехать сюда так быстро, как только сможет. Так что, возможно, он как раз сейчас садится на корабль.
— Да, — вмешалась Пру, — а может быть, он уже плывет на большом, большом корабле, на таком же, как и мы плыли.
— Выходит, вы приехали из Индии? — предположила Салли, подумав, что это объясняет, почему дети такие худенькие и хрупкие, и что оба выросли, а достаточно сил не набрали.
Пройдет не так уж много времени, пока она соберет из маленьких кусочков всю их историю воедино.
Майор Редфорд, по-видимому, работал в Индии, до того, как началась война. Потом он присоединился к индийской армии, и из страны не был выслан. После демобилизации, майор вернулся к своей старой работе. Дети затруднялись ответить, чем он конкретно занимался, но из их не очень связных рассказов она сделала вывод, что скорее всего его работа была связана с охраной леса или что-то в этом роде.
Потом, когда правительство было свергнуто, и власть перешла в другие руки, он остался без работы и был вынужден отправить свою семью раньше, а сам собирался последовать за ней при первой возможности. Дети никогда прежде не бывали в Англии, и все им казалось новым и необычным, и, как поняла Салли, немного пугающим.
— Но у вас наверняка есть в Англии родственники, — предположила Салли.
— Родственники? — не понял ее Николас.
— Тети, дяди, бабушки, двоюродные сестры, — объяснила Салли.
— Мы никогда о них не слышали, — ответил мальчик.
— Ты уверен, что вы не собирались у кого-нибудь остановиться в Йорке? — настаивала Салли.
— А мы не собирались останавливаться в Йорке, — возразил Николас. — Мы хотели жить где-нибудь в сельской местности и собирались посмотреть на... — он замолчал на мгновение, вспоминая слово, а потом воскликнул, — ..вересковые пустоши, на которых растет вереск. Нам папа говорил о них.
— А почему вы хотели увидеть именно их? — спросила Салли.
— Потому что наш папа жил здесь, когда был маленьким мальчиком, — объяснила Пруденс, — и он обо всем нам рассказывал и еще об одной очень смешной птице, которая кричит так «клэк, клэк».
— Ты имеешь в виду куропатку? — засмеялась Салли.
— Да, правильно, — сказал Николас. — Папа обещал нам показать куропатку, много куропаток.
— А где ваш папа жил? — спросила она. Но дети не знали.
Салли была благодарна сэру Гаю за то, что он не стал продолжать тему, касавшуюся ее обещания присмотреть за Николасом и Пруденс. Она немного боялась, что он будет возражать против ее инициативы, но сэр Гай поддержал ее без вопросов, помог им сесть в ожидавшую их машину, и проследил, чтобы был погружен багаж.
Кроме того, он не забыл узнать название больницы, куда отвезли миссис Редфорд, и номер телефона, но когда Салли попыталась поблагодарить его, сэр Гай посмотрел на нее странным взглядом и отмахнулся от ее благодарности, считая, что в ней не было необходимости.
Дети пришли в восторг, когда увидели Брэкена, и тот моментально им ответил взаимностью. Он радостно прыгал вокруг них, вилял обрубленным хвостиком и повизгивал от удовольствия.
— Он замечательный пес, правда? — воскликнул Николас. — У нас никогда не было собаки, но мамочка обещала, что мы обязательно заведем, когда приедет папа.
Салли пришло в голову, что у них все откладывается на потом, когда приедет отец. По-видимому, потому, что в семье не хватало денег. Первый раз она подумала об этом, когда узнала из рассказов детей, что они добирались до Англии медленным, дешевым рейсом, и что останавливались в Лондоне в каком-то скромном пансионе. Кроме того, в Йоркшире они намеревались найти место, которое, по словам Пру, не должно было стоить «слишком много пенни для мамочки».
И все-таки ни бедность, ни худоба не могли скрыть красоту детей и их хорошее воспитание. Салли догадывалась, что основная заслуга в том, что дети много знали, принадлежала их отцу. Было очевидно, что малыши обожают и маму, и папу. Они говорили о них с большой охотой, как и все дети, которые любят своих родителей. И Салли с особой остротой ощутила, насколько сильно они переживают и боятся за свою маму, хотя воспитание не позволяет им потерять контроль над собой в присутствии посторонних людей.
После недолгого молчания, когда никто не произнес ни слова, Пру неожиданно спросила:
— Когда мы опять увидим мамочку?
— Я пока не могу тебе точно сказать, — мягко ответила ей Салли, — но не сомневайся, сэр Гай сразу, как мы приедем, позвонит в больницу и узнает, как она себя чувствует.
— Бедная мамочка! Мне кажется, ей так одиноко в большой больнице без нас.
— За ней очень хорошо ухаживают, — попыталась успокоить ее Салли, — и ей приятно было бы узнать, что вы счастливы и не очень беспокоитесь.
Дети не ответили, потому что стали смотреть в окно на Картины сельского пейзажа, мимо которых они проезжали.
— Вот они вересковые пустоши, — сказала Салли, показывая туда, где на небольшом расстоянии тянулись к солнцу округлые, прекрасные растения. Их верхушки четко вырисовывались на фоне голубого неба.
— Где? Где?
Дети нетерпеливо оглядывались по сторонам, и Салли показала им рукой направление, куда они должны были смотреть. Через секунду Пру разочарованно сказала:
— Я думала, вереск пурпурный.
— Не в это время года, — объяснила Салли. — Сейчас еще слишком рано, и вереск пока зеленый, но подождите до осени, и он будет самого прекрасного пурпурного цвета, который вам только приходилось в жизни видеть.
Николас ничего не сказал, но долго смотрел на пустоши, потом сел на свое место рядом с Салли и заметил:
— Всегда трудно догадаться, как что-то выглядит, пока не увидишь своими глазами. Мне хотелось бы потрогать вереск.
Салли понимающе кивнула ему. Как хорошо она знала, что он имеет в виду! Действительно, очень трудно судить о вещах только по тому, что лежит на поверхности. И еще ей вдруг пришло в голову, что она сама именно так и делала.
На какое-то мгновение тоска и одиночество опять накрыли ее темной волной, но она решительно отбросила в сторону мысли о своей несчастливой судьбе. Казалось, что появление этих детей было ответом на ее молитвы. Словно Бог послал их, чтобы отвлечь ее от жалости к себе. Они нуждались в ней. Им нужно было внимание, присмотр, и это помогало отвлечься от страданий и боли, царивших в ее душе.
На заднем сиденье машины наступила тишина. Пру почти заснула, и Салли обняла девочку и тихонько прижала ее к себе. Пока же она сомневалась, может ли также фамильярно поступить с Николасом, его голова оказалась на ее руке, он тоже задремал.
Она подумала в этот момент, как было бы хорошо, иметь своего собственного ребенка. Ей не приходилось раньше иметь дело с маленькими детьми. Те, за которыми она ухаживала на ферме, были гораздо старше, уже подростками. Николасу же было семь, а его сестре шесть лет, но Салли они казались маленькими, драгоценными созданиями.
И в этот момент, в первый раз с того времени, как они выехали из Йорка, заговорил сэр Гай со своего места рядом с шофером.
— Мы почти приехали, — сказал он, — уже видны ворота в конце дороги.
Николас тут же выпрямился, заинтересованный и встревоженный одновременно, а Пруденс не сдвинулась с места, и Салли, чтобы не беспокоить ее, могла только смотреть в окно, не меняя положения. Они подъехали ближе к вересковой пустоши, которая тянулась вдоль одной из сторон дороги, а с другой была видна река, зеленые поля и темные кроны деревьев. Через несколько минут машина проехала через железные ворота, рядом с которыми находилась каменная сторожка.
Перед ними простиралась длинная аллея, в конце которой Салли заметила дом. Она ожидала увидеть что-то очень помпезное и впечатляющее, сродни важности и серьезности самого сэра Гая, но вместо этого перед ней стоял увитый плющом дом с неровной крышей и устремлявшимися в солнечное небо печными трубами, сооруженными в самые разные периоды времени. Там, где не рос плющ, можно было увидеть, что дом построен из выдержанного красного кирпича, с окнами различной формы, что придавало ему необыкновенно приятный вид. Николас описал его более точно: