Знойная магия этих мест заглушала даже их разочарование, что там им не встретились какие-то особенные экзотические товары, хотя в Сиди Хабане они сумели выторговать ковер ручной работы со старинными узорами, забавные украшения из кораллов и эмали, а в других местах — изделия тончайшей работы из рафии и красивые чеканные блюда.
В деревнях Сью торговалась вместе с отцом, а Мэтт помогал им общаться с арабами, выступая в роли переводчика, наблюдая проницательными голубыми глазами за каждым движением торговцев. Сделав покупки, Сью с отцом сидели в палатке, записывая свои приобретения, а Мэтт и Хаджи занимались своей работой.
Дни тянулись довольно скучно. Иногда, наблюдая за отцом, Сью испытывала тревогу. После особенно трудного перегона он выходил из машины улыбающийся, но бледный от усталости. Она подозревала, что скорее нарочно, нежели случайно Мэтт в таких случаях всегда находил предлог задержаться в оазисе на два-три дня, ссылаясь на необходимость проведения каких-то измерений. После такого отдыха отец снова становился прежним — веселым, готовым путешествовать дальше. Казалось, особых поводов для беспокойств не было, и все же какая-то внутренняя тревога не оставляла ее.
Если Мэтт не уходил в пески со своими измерительными инструментами, то он сидел за столом в палатке, занимаясь какими-то вычислениями. Это раздражало Сью. Тогда она начинала вертеться возле Хаджи, но бдительный Мэтт тотчас же поручал ему какую-нибудь работу. Хотя в ответ на ее смех Хаджи сверкал темными глазами, задания он выполнял неизменно весело и добросовестно.
Во время вечерних сборищ у костра привлечь его внимание было проще, но, к сожалению, Хаджи сразу же после ужина чаще всего быстро исчезал. Сью было любопытно узнать, чем он занимается ночью. Однажды она случайно наткнулась на ответ и горько об этом пожалела!
Они устроились на ночлег на краю деревни из нескольких домов. Стояла оглушительная тишина, но иногда из деревни доносились резкие голоса да завывание каких-то музыкальных инструментов.
Отец ушел спать. Сью расхаживала между стульями, глядя на звезды, а Мэтт стоял возле костра и курил сигарету. Ей хотелось подойти поближе к огню погреть руки, но ее удерживало какое-то трепещущее молчание, возникшее между ними.
Через некоторое время на стоянку вернулся Хаджи, и тогда Сью захотелось привлечь его внимание каким-нибудь веселым замечанием. Не раздумывая, она выпалила первое, что пришло ей в голову:
— Значит, это правда! Вы возвращаетесь на стоянку, только чтобы спать?
Вид Хаджи с цветком за ухом напугал ее — красный цвет лепестков особенно ярко подчеркивал его черные, как воронье крыло, волосы и красивое, оливкового цвета лицо.
— К сожалению, да, — довольно злобно глянув на Мэтта, откликнулся он.
Сью насторожилась: что за отношения связывают этих двух мужчин?
Когда она прошла мимо Хаджи, он, словно во сне, повернулся, поклонился ей и произнес по-французски:
— Спокойной ночи, mademoiselle! — Потом издевательски поклонился Мэтту и с улыбкой бросил ему: — Спокойной ночи, господин босс! — И все с тем же цветком, дрожащим за ухом, направился к палатке.
Чувствуя, что атмосфера несколько накалилась, Сью повернулась к Мэтту и удивленно произнесла:
— Ну и ну!
Он с кривой усмешкой протянул:
— Романтические склонности араба ни для кого не секрет.
Это должно было бы остановить Сью, но она засмеялась и неумело продолжила:
— И так он возвращается каждый вечер?
Мэтт, глядя на нее, пожал плечами:
— Моряки развлекаются в портах, а Хаджи — в оазисах.
Что ж, пусть мужчины предаются своим маленьким шалостям, ведь и так ясно, что Хаджи неравнодушен к девушкам, подумала Сью и вдруг поняла, что сама чуть не попала в сети местного донжуана. Она вспомнила блудливый взгляд темных глаз Хаджи, и щеки ее вспыхнули.
Споткнувшись, Сью отвернулась от костра и высокомерно произнесла:
— Кажется, пора пожелать друг другу спокойной ночи.
Мэтт усмехнулся:
— Не спите снаружи!
— Как будто я когда-нибудь это делала! — огрызнулась Сью и быстро исчезла.
Но на следующее утро за завтраком она избегала встречаться с Мэттом взглядами, чувствуя на себе вкрадчивую улыбку Хаджи, когда тот, как всегда, безупречно прислуживал за столом.
По мере того как они продвигались на юг, становилось все более жарко. Вечерами путешественники теперь могли посидеть под звездами или прогуляться вблизи палаток в относительном комфорте.
Однажды вечером Сью стояла на краю лагеря и смотрела вдаль — ее внимание привлекли сверкающие мелкие огоньки.
— Похоже, там большой город, — поделилась она с подошедшим к ней Мэттом.
— Один из старейших в Сахаре, — кивнул он.
— Мы там будем завтра? — повернув к нему сияющие глаза, спросила Сью.
Мэтт помотал головой:
— Мне туда не нужно. В Тахуфе электричество есть до десяти часов вечера.
Однако на следующее утро, когда, перед тем как двинуться в путь, все собрались у центральной машины, чтобы оговорить предстоящий участок дороги, что давно стало привычным делом, Мэтт неожиданно сообщил:
— Пора нам сделать перерыв. Доедем до Тахуфа, а там отдохнем пару дней.
Тахуф! Город в пустыне, огни которого они видели вчера! Сью подняла голову и радостно взглянула на инженера.
— Блестящая идея! — подхватил отец, всегда готовый к неожиданностям.
Хаджи лукаво улыбнулся, загадочно сверкнув темными глазами.
Все в праздничном настроении заняли места в машинах.
Долгое время Сью ничего не видела, кроме необъятного пространства пустыни, но наконец сквозь мерцающую дымку вдали стали проступать неясные очертания башен и огромных круглых куполов. А по мере приближения к городу стали появляться палатки кочевников.
Вскоре появились низкие коричневые дома с крышами из пальмовых стволов и хвороста. Заглядывая в открытые двери, Сью видела глиняные полы и стены. Повсюду сновали маленькие девочки с татуировкой на лбу, в красочных одеждах и с кожаными амулетами. В тенистых уголках играли в кости старики, замотанные покрывалами так, что были видны только их смуглые сморщенные лица.
Сью смотрела как завороженная, не веря своим глазам. У нее создалось впечатление, что, приехав в этот город, они перебрались на два-три столетия назад.
Некоторые пыльные улочки были настолько узкими, что ей казалось, будто они едут по тоннелю. Нагруженные хворостом мулы постоянно загораживали им дорогу, а на одном перекрестке степенно прошел караван белых верблюдов, которым управлял араб в лохмотьях, неистово орущий, чтобы ему освободили путь.
Мэтт остановился, чтобы пропустить верблюдов, затем высунулся из окна и о чем-то спросил по-арабски погонщика.
— Здесь неподалеку есть гостиница, — с улыбкой сообщил он Сью.
— Гостиница? Здесь? — удивилась она.
— Только не слишком доверяйте этому названию, — весело сверкнув глазами, предостерег ее Мэтт. — Надо еще выяснить, что она из себя представляет.
Однако несколько минут спустя они остановились у приземистого грязного здания с посеревшей от времени штукатуркой на стенах, вывеска на котором гласила: «Отель дю Дезер».
Вылезая из машины, Сью обратила внимание на шаткие столы и стулья, стоящие перед отелем прямо на неровной земле. Кто-то попытался создать здесь что-то вроде сада, утыкав сухую землю чахлыми деревцами.
Пока она рассматривала отель, подъехали отец с Хаджи. Три «лендровера», подкатившие к гостинице, а также звук хлопающих дверей, должно быть, послужили сигналом для владельца. Маленький француз с лысеющей головой и усами над дрожащей верхней губой выбежал, восторженно приветствуя их.
— Mon Dieu! Mon Dieu![2] — только и смог произнести он, увлекая их за собой по темному коридору, сияя от радости и оживленно выкрикивая: — Déjeuner, déjeuner! Oui, oui![3]
Сью растерялась в нахлынувшем на нее потоке французской речи. Отец, однако, приветливо поклонившись, быстро освоился и с хозяином, и с языком. Он перевел ей, что весельчак Луи Трюффан живет в Сахаре уже тридцать лет и последние двадцать владеет этим отелем. В молодости — тут хозяин от гордости выпятил грудь и надул щеки — он служил в знаменитом Иностранном легионе.