Хотя понятия не имел, что значило «неприличное» для Полины.
В конце концов, она устало опустилась на диван, с интересом вынув из-под спины забытую им книгу: «Лабиринт» Сергея Лукьяненко. Провела тонкими бледными пальцами по обложке, а потом посмотрела снизу вверх на Никиту:
— Я убрала что смогла. Но… здесь что-то не то. Или с тобой что-то не так. Не пойму.
Никита замер на пороге кухни, теряясь, что ответить на такое. Он был старше неё на два года, но сейчас чувствовал себя мальчишкой, который ничего не смыслит в жизни. Постарался, чтобы голос не прозвучал с обидой:
— Со мной что-то не так?
— Твои сны слишком яркие, сам говорил. И после них всегда болит голова. Я скину ссылку на один сайт, всё анонимно. Опиши ситуацию, расскажи про боли. У тебя есть кофе?
— Что?
— Очень кофе хочется, — Полина печально вздохнула и подобрала ноги, устроившись на диване удобнее, и сразу стала похожа на выброшенную из дома кошку. — Кстати, его Серафимом зовут. Может, помнишь его. Он учился в параллельном классе со мной. Вечно лохматый, ещё шарахался от остальных.
Никита занялся тем, что понимал и что его успокаивало: достал турку, налил воды из фильтра, быстро прошумел кофемолкой. Аромат зёрен, растёртых в порошок, наполнил кухоньку.
Серафима он помнил. Костлявый подросток, который, казалось, не взрослел, сохраняя юные черты лица. Он вечно что-то рисовал или писал в потрёпанной тетради с синей обложкой, не любил вопросов и отвечал невпопад. Однажды он подошёл к Никите, когда тот пристроился в одиночестве за школой на майском солнышке. Голова гудела от подготовки к экзаменам, и вообще Никита не очень хотел, чтобы его кто-то трогал. Серафим потоптался в стороне, а потом подошёл и положил рядом какой-то мешочек и что-то вроде кулона на кожаном ремешке. Никита скосил глаза и вопросительно посмотрел на Серафима. Тот подался вперёд и прошептал:
— Береги себя. Это поможет. Ты ведь… ну, был моим братом.
Никита думал, что ему послышалось, но спросить ничего не успел. Серафим поспешно исчез за углом школы и вообще потом долго не появлялся. Мешочек Никита сунул в рюкзак, кулон в кошелёк. И напрочь забыл.
Неужели Полина действительно считала Серафима кем-то, кто может помочь с головной болью и прогнать сны? Ерунда какая-то! Но вслух сказал совсем другое:
— Тебе корицу добавлять?
— Конечно. Слушай, извини, если назойлива… можно остаться у тебя? С матерью… всё сложно.
Никита кивнул. Мать Полины он знал очень даже хорошо. Та сорвала со стен комнаты дочери плакаты с изображением героев скандинавских мифов, сожгла коробку с рунами и периодически окропляла святой водой вещи беспутной дочери.
Полина не могла позволить себе съехать: училась в колледже на вечернем, днём подрабатывала кем придётся и мечтала стать иллюстратором. Видимо, случилась очередная ссора, хотя Полина бы никогда об этом не сказала. Просто выглядела уставшей, под глазами залегли тени. Если уж она решилась попросить о ночёвке, значит, была на грани отчаяния.
— Оставайся сколько нужно. Почему ты думаешь, что Серафим поможет? — Никита поставил на табуретку, заменявшую столик, кружку с крепким кофе, и Полина благодарно кивнула:
— Потому что он видит то, что скрыто от других. И умеет толковать сны.
Форму Никита всё-таки заполнил. И почти сразу получил короткий ответ на почту: «Когда сможешь встретиться? Надо поговорить».
Никита свернул окно браузера. И вообще компьютер выключил. В голове звучали слова Полины: «С тобой что-то не так», и это пугало как ничто другое.
Его семья была… обычной. Никаких скелетов в шкафу, мистики, свечей с полынью или причудливых снов. Мать преподавала в школе русский язык, отец брал частные заказы как электрик и высшей ценностью считал «правильное» образование. Оба уже пару лет как жили за городом, изредка бывая в городской квартире. Они гордились, что сын поступил на модную специальность в сфере ИТ, огорчались, что он зачем-то вбил себе в голову, что ему нужна своя квартира, а мать то и дело пыталась познакомить с дочерями своих подруг.
Никаких тебе призраков.
Никита так и не открыл обратно ту вкладку. Справившись с домашним заданием, еле дополз до кровати, чтобы тут же уснуть.
И пришли те самые сны: в них он стоял на кладбище меж могильных плит, и холодный влажный туман поднимался от земли, не давая увидеть выбитые на мраморе имена и даты. Никите всё казалось, за спиной кто-то есть, а вдалеке лает собака; ворот кладбища не было видно. Шаг, другой, туман поглощал все звуки, но вскоре Никита различил шорох голосов. Бормотание. Тихий злорадный смех.