— Но это же грабеж!
— Может быть, и так, — с презрительным смешком ответил Одни. — Мой дедушка был разбойником, а это голос крови. Только вот если среди нас и есть вор, то это не я, а вы, мистер Фридрих. Напоминаю: вы платите мне за работу, я честный, трудолюбивый малый, который знает, когда пора бить по рукам. Три или более лет в тюрьме — это вам не шутка, так что за те гроши, что вы мне предлагаете, я и пальцем не пошевельну. Короче, десять тыщ, и точка.
— Ты гарантируешь, что Бирмингема арестуют, если я соглашусь? — прищурившись, уточнил Фридрих.
— Уж это я вам точно обещаю.
— Тогда десять тысяч за его арест. Если ты меня надуешь, так и знай: лежать тебе в канаве с перерезанным горлом.
— Добрый день, шериф.
Рейс Таунсенд вскочил как ошпаренный, его рука сама потянулась за пистолетом. Этот голос шерифу не дано было забыть — он преследовал его днем и ночью. Несмотря на все усилия, хитрую крысу Олни Хайда так и не удалось поймать. И вот он здесь, собственной персоной. Неужели дело дошло до галлюцинаций? Но нет, это он, Олни Хайд, в дорогом фраке и бежевых модных штанах, из-под которых выглядывают стоптанные, давно не чищенные ботинки.
— Какого черта ты тут делаешь? — рявкнул Рейс, поглядывая в окно на толпу, собравшуюся возле дома. У него не было сомнений в том, что Хайд задумал недоброе.
— Да так, — победно улыбаясь, ответил Олни. Он вел себя как человек, у которого нет ни малейшего повода для беспокойства. — Разве я не могу заскочить к шерифу и просто по-дружески засвидетельствовать ему свое почтение?
Хайд подошел ближе, и Рейс отчетливо уловил исходящий от него запах сладких дешевых духов — такие обычно используют представительницы древнейшей профессии.
— Эй, парень, от тебя несет, как из парфюмерной лавки.
Олни запрокинул голову и захохотал так громко, что разбудил Чарли, мирно дремавшего за железной решеткой в камере, предназначенной для нарушителей порядка.
— А? Что-то случилось? — встрепенувшись, сонно пробормотал тот.
— Спи-спи, Чарли, — не без ехидства сказал шериф, с недобрым прищуром глядя на Хайда.
— Нравится мой новый прикид? — Гость улыбнулся во весь рот.
— Слишком броский, на мой вкус. Впрочем, я не ты. Скажи лучше, как тебе удалось раскрутить Фридриха, ведь это на его деньги ты приоделся?
— Ну вот, шериф, вы опять за свое: думаете, я только о деньгах и пекусь. А я ведь могу и так, без всякой выгоды, взять и сделать кому-то доброе дело.
— Надо же? И что же это за дело? Олни тяжело вздохнул и покачал головой.
— Вот вы мне не доверяете, а я ведь пришел, чтобы помочь распутать дело, которое вам без меня никогда не одолеть. Наш народ жаждет услышать правду об убийстве Нелл, даже если вы не хотите ничего об этом знать.
Рейс молча подошел к окну. Память на лица у него была хорошая, и он сразу заметил несколько человек, которых уже видел на складе у Фридриха, когда устраивал обыск. Все это, несомненно, неспроста, подумал он.
— Не знаю, что ты затеваешь, Олни, но, сдается мне, ты собираешься назвать имя человека, которого обвиняешь в убийстве. Больше скажу, я готов поспорить, что знаю это имя.
Олни почесал мочку уха, словно обдумывая, стоит ли дальше тянуть.
— Пожалуй, вы и в правду могли догадаться, — с улыбочкой заключил он.
— Принимая во внимание количество народу, которое ты притащил сюда, выполняя свою миссию доброй воли, у меня нет сомнений: ты решил на меня нажать и, значит, хочешь, чтобы я арестовал Джеффри Бирмингема. Вот так.
— Знаете, шериф, — серьезно сказал Олни, — иногда вы просто меня удивляете. Со стороны и не скажешь, что вы так догадливы.
— Спасибо, Олни, — сухо поблагодарил шериф. — Должен был бы принять твои слова как комплимент, но ведь тут важно, от кого он исходит.
— Я видел, что Бирмингем убил ее, и я не лгу! — упрямо сказал Олни Хайд.
— Судя по твоему новому наряду, Фридрих уже заплатил тебе как за явку с повинной, так и за свидетельские показания.
— Может, и так, шериф, может, вы и правы, но, зная, как вы жаждете засадить меня за решетку, я бы ни за что не пришел сюда, если бы не получил вознаграждения, достойно возмещающего несколько лет, проведенных в тюрьме.
Когда я выйду, меня будет ждать на свободе что-то по-настоящему приятное. Десять тысяч за то, чтобы я переступил этот порог, совсем неплохо! Так что вот он я перед вами, шериф, готов исповедаться в своих грехах, как и в грехах ваших друзей.
— Помни, Олни, я нутром чую, когда человек врет, а когда говорит правду. Знаешь, когда ко мне пришло это чувство? Когда я понял, что мое нутро не все переваривает. Только правду, и все тут. Некоторые лгут из чистого удовольствия. Священник бы сказал, что у них в кишках сидит дьявол и заставляет их поганить язык. Что же до тебя, то дьявол даже не у тебя внутри, это ты у него в мешке — весь, с потрохами. Поверь, я просто хочу, чтобы ты понял: дурачить меня не стоит. Если ты решил спасти свою шкуру, то у тебя это не пройдет, я поймаю убийцу рано или поздно, с твоей помощью или без нее, так что можешь на снисхождение не рассчитывать.
— Я что видел, то видел, — спокойно заявил Олни, глядя прямо в глаза шерифу. — И это правда, хотите вы ее знать или нет. Теперь, может, вы захотите меня выслушать? Или мне сказать вон тем людям, что вы знать не желаете ничего, что свидетельствовало бы против вашего богатенького дружка?
— Нет, Олни, я готов послушать твою версию случившегося, только у меня есть свои соображения, и им я доверяю больше, чем твоим словам. Хочу, чтобы ты об этом знал. Перед тем как начать свой рассказ, скажи мне только одно: ты можешь с достоверностью опознать человека, который гнался за тобой в ночь убийства?
— Откуда вы об этом знаете? — Хайд удивленно присвистнул.
— У меня свои источники. Ты ведь украл кобылу Бирмингема и убежал от убийцы, не так ли?
Лицо Олни вытянулось, но внезапное подозрение навело его на мысль, что чудом здесь и не пахнет.
— Вам это Бирмингем рассказал?
— В последний раз мы говорили об убийстве Нелл наутро после преступления. С тех пор я Бирмингема не допрашивал, — спокойно сообщил шериф и, скользнув взглядом по ботинкам визитера, усмехнулся: — Ты оставил следы в загоне у конюшни — это равносильно собственноручной подписи, если бы ты умел писать, Хайд. Никогда не замечал, что у тебя очень широкая нога и что ты слегка косолапишь?
— Ладно, допустим, — недоверчиво протянул Олни. — Но как вы узнали, что за мной гнались?
— Другая пара отпечатков была сделана ботинками поменьше и понаряднее, и эти следы шли следом за твоими, глубоко вдавленные в землю — так бывает, когда человек бежит. Ты остановился возле кобылы, сел на нее верхом, потом перемахнул через ограду и скрылся от преследователя. Тот, второй, вернулся в конюшню. Ты видел убийство Нелл, это верно, и сразу погнал лошадь прочь, так что только ветер в ушах свистел. Илайя следовал за тобой, пока ты ехал верхом, а потом какое-то время шел пешком. Судя по тому, как ты метался там, в лесу, можно понять, что тебе было очень больно. Очевидно, кобыла тебя покалечила, — добавил Рейс, поставив победную точку.
Явившись к шерифу, Олни считал, что он неуязвим, и поначалу пытался смотреть на представителя закона сверху вниз, но теперь их роли переменились.
— Да, — в недоумении тряхнув головой, признался Олни, — я взял кобылу. Она чуть было жизни меня не лишила, вывихнула руку и лягнула. Я уж думал, что вот-вот отдам концы. Потом я нашел Бирмингема у Рыжего Пита, он со своей миссис наслаждался там полным уединением. Я заставил его вправить мне плечо. Он пытался мне доказать, что не убивал Нелл, потому что ее три раза ножом пырнули, но я-то сам видел: один раз он ее ударил.
— Бирмингем не лгал тебе. Нелл и в самом деле ударили три раза.
— Тогда, наверное, он вернулся и прикончил ее, потому что я видел, как он один раз ткнул ее ножом.
— Если убийца и в самом деле вернулся в конюшню, чтобы прикончить жертву, тогда это случилось уже после того, как ты украл лошадь.
— Ну вот, и я о том же!