Итак, все они вместе решили полететь на остров к Джеку. Было так странно для Лавли после черно-белого мира снова очутиться в цветном. Непривычно как-то, глаза резало, а всем остальным хоть бы что. Джек руководил шкафом, он сел не внутрь, а наверх, держась за ту веревку, которую еще в девятом классе повесили одноклассники Лавли. Да, это так ей напомнило прошлое. Девятый класс…
— У нее получится, да? — обратилась Лавли к Джеку.
— Да, — ответил Джек. — Конечно, ломать — не строить. Но у нее получится вернуть краски.
— Почему ты говоришь — вернуть краски? Они разве когда-то были там?
— А ты как думаешь? — ответил он. — Если бы их не было, если бы не было художества и всего остального, как бы эти люди создали вообще цивилизацию. Уже несколько столетий там нет красок, мир почти не менялся, люди менялись, но мир — нет, не знал я только, как их вернуть. А она знает.
— А как они исчезли? Краски? — спросила Лавли.
— Мы на месте! — воскликнул Джек и спрыгнул со шкафа.
Глава 9 Матушка Гудвин
Они пробыли на острове, может быть, несколько дней. Сложно об этом говорить, потому что здесь время текло иначе, как-то более медленно, или, наоборот, быстрее. Опять же сложно сказать. Лавли, Ханс и Пуффи познакомились со всеми обитателями этого острова. Оказывается, их здесь было всего пять человек. Это сам Джек, Стоун. И еще трое, те, о которых рассказывал Джек.
Сначала они пошли к первому. Его звали Вова, Владимир. Как это ни странно, хотя нет, как это странно: он жил в разбитом старом самолете. Пожалуй, это все, что заинтересовало Лавли в нем.
Другой был Ричард. Ха! Ричард казался ей очень взрослым. Ему было явно больше лет, чем Лавли, и уж тем более Джеку. Она вообще удивлялась, как они сошлись. Джек казался ей таким мальчишкой, все время смеялся и подшучивал. А Ричард был совсем другим. Он был… да что тут говорить, Джек был прав: его можно было назвать только джентльменом старой закалки. Весьма обходительный, сдержанный, почти не проявляет свои чувства. Черные, слегка вьющиеся волосы, бакенбарды, круглые очки, которые он иногда надевал, когда начинал читать. Мало говорил, но по делу. А сам жил в таком красивом доме на берегу реки, посреди джунглей. Он был вроде тех робинзонов, которые попадали на необитаемый остров, не терялись, строили себе уютный домишко из деревьев, с разными удобными механизмами, вроде мельницы для электричества и другое. При всем своем джентльменстве он был одет как какой-нибудь археолог. Светлый костюм, шапочка.
И самым загадочным существом этого острова оказалась Дикарка. Джек решил не идти к ней в гости. Это было бы бесполезно, потому что у Дикарки было около десяти разных домов или мест жительства, где она могла бы жить. Да и то в этих домах она надолго не задерживалась. Почти все время она бегала по острову, по разным потайным тропам. Она знала этот остров лучше всех, хотя жила здесь по сравнению с Джеком недавно.
Итак. Он протрубил в рог. И вот через несколько минут появляется она. Сначала был какой-то шорох на дереве, потом вдруг в кустах, после где-то сверху, и вот вдруг появляется ледяная горка, с которой скатывается она. Да, это точно был ледяной огонь, или огненный лед, как говорил Джек. Дикарка. Все время живет в джунглях. При этом она была совсем белая, совсем. Альбинос, как она объяснила. У нее была очень бледная кожа, белые, как снег, волосы, которые она никогда не заплетала, они были распущены и очень объемные, и синие глаза. Взглядом своим она словно говорила: «Я здесь царица. Я здесь главная. Вы все ниже меня». Да, настоящая снежная королева! Она удивительно умела себя держать. У нее была такая ровная осанка, поистине царская, и при этом такая обольстительная походка.
Первым же делом она обнялась с Джеком и поцеловала его в щечку, стараясь вообще никого здесь замечать. От чего-то у Лавли сердце екнуло, она почему-то вдруг возненавидела эту холодную самодовольную девицу. При этом последняя была одета в короткое платье золотого цвета. Как она сказала, это была шкура того льва, что не уступил ей дорогу. Опасная, опасная была Дикарка. Но в ней не только чувствовался холод, в ней бил какой-то неведомый огонь, она могла в любой момент сорваться и загореться. Да, удивительно было за ней наблюдать. Дикарка, которая живет в джунглях, прыгает по лианам, и при этом ведет себя так, как ведут себя королевы во дворце. Это было очень странно, потому что дикость и королевские манеры тяжело уживаются друг с другом. А в ней они уживались. И еще на ней были сандалии, такие, какие носили только древнегреческие богини.
Такими были друзья Джека.
Но вот как-то раз Джек играл на улице с Хансом. Лавли наблюдала за ними. Искорка тоже была рядом и с радостью присоединилась к девушке. «Какие же они дети!» — подумала Лавли. Внезапно она вспомнила, как раньше так же сидела на скамеечке во дворе, а ее маленькая Аврора бегала там, играла во что-то, а Женька (Женька? Почему Женька?) дурачился с ней. Лавли вдруг стало так больно и обидно. Ее все это возмущало. Теперь она здесь, сидит и смотрит за чужим ребенком, когда ее Аврора мертва. Нет, так нельзя. И почему она вдруг подумала, что Женька играл с Авророй? Он никогда в своей жизни не согласился бы сидеть с племянницей.
Лавли заторопилась, взяла Ханса, вскочила в волшебный шкаф и полетела домой. При этом Пуффи, конечно, был тут как тут. Он уже мирно мурлыкал в шкафу, смешно и мило играя с комком шерсти.
Они вернулись домой. Закат. Сколько дней уже прошло? Лавли помчалась в дом.
— Женя! — закричала она. — Сколько нас не было?
— Ты что, с ума сошла! — закричал на нее брат. Он лежал в своей комнате, смотрел какой-то фильм, и вдруг к нему врывается полоумная сестра. — Часов пять прошло! Вали из моей комнаты! Нельзя так просто врываться к человеку! Уходи!
И еще один печальный вечер прошел. Утром Лавли сидела на своем подоконнике и глядела вниз. Пуффи и Ханс играют и играют… Да, хорошо быть ребенком — не надоедает играть. Веселись хоть целый день — все равно будет мало. А ей… ей скучно играть даже в компьютерные игры. Лавли ведь всегда считала, что они-то точно не могут надоесть, а вот надоели. Уже в печенках сидят. Даже Женьке повезло. Он ведь тоже еще ребенок, хотя и считающий себя взрослым, может беситься, танцевать, еще сколько у него бессонных ночей будет в университете, да, веселые ночки были и у нее. А что теперь? Теперь ей скучно жить. Да, кажется, что вся жизнь уже прошла и впереди уже ничего не будет. А она ведь не старая, ей даже тридцати нет. «Совсем еще ребенок», — скажут другие. Почему же она этого не чувствует?
Почти целый день она не выходила из дома. Пуффи и Ханс все играли, Женька тоже чем-то занимался, старательно игнорируя сестру. Наступил вечер. Еще один грустный вечер. Ну, что же поделаешь, пора ложиться спать. Итак, Ханс уснул. Женька, да, она заглядывала к нему, он спал, весь в своих проводах, какие-то журналы. На лице у него была тревога. Что его так тревожило?..
А ей все никак не уснуть. Да и зачем ложиться рано? Она бродила по дому без толку. Наконец, ушла в дальнюю комнату. «Хоть бы, хоть бы шкаф был теперь там», — бормотала Лавелина. Да, он был здесь, будто бы никогда и не улетал. Но и теперь, кажется, никуда не собирался. Она присела на диван, стала ждать. Шкаф стоит. Подошла к окну, занавеску отодвинула — звезды на месте. Шкаф стоит. И так около часа. Ей было ужасно скучно ждать. Кажется, сегодня он никуда уже не полетит.
Лавли, сама того не понимая, начала медленно засыпать. Посреди сна Лавли вдруг услышала мягкую, бархатную мелодию. Это было словно переливание воды, тихое, спокойное, красивое. Еще сквозь сон она услышала другое. Это было… ощущение спокойствия. Да, именно его она ощутила. Это то ощущение, когда ты в детстве пугаешься кошмара, бежишь к маме, обнимаешь ее и засыпаешь, чувствуя безопасность. А еще мурчание.
Лавли проснулась. Она медленно плыла по воздуху внутри шкафа, он не спешил, боясь разбудить сонную девушку. Напротив нее сидел Пуффи, играл на гитаре и мурчал в свое удовольствие. Он перенес ее во сне в шкаф. Да, именно так. Теперь они медленно летели среди ночи по небу. Лавли молчала. Пуффи тоже. Они приземлились куда-то.