— Замечательные? — спросил Женька.
— Да, просто чудесные. Ну, пожалуйста, — взмолилась она.
— Ну, хорошо, — сказал Женька. — Я расскажу. Все равно Пуффи не будет. Это история, как бы о сумасшедшей матери. У нее было всего пятеро детей, был муж. И, когда дети были маленькими, проблем не было. Да, она слегка вела себя странно. Много кричала, была раздражительна. Но никто бы и не подумал, что она сумасшедшая. Но вот дети выросли. Точнее, выросли первые четыре сына. У нее все были мальчики. И вот старшие, им, видимо, тоже передалось сумасшествие, и, когда они выросли, стали ужасными бандитами. И как-то они решили ограбить родную мать и убить ее. Но у них это так и не получилось. Анжел была ведьмой. Она сама убила своих старших сыновей. И, кстати говоря, нисколечко не раскаивалась. Наоборот, она взбесилась. Столько лет она растила этих маленьких ангелов, любила их больше всех на свете, а они так с ней поступили. И почему-то она решила, что вся проблема в том, что они выросли. Она пошла к своему мужу. И тоже его убила. А потом убила среднего сына. Дошла очередь до четвертого сына. А сказать по правде, четвертый сын был самым нормальным ребенком в этой семье. Когда ему было десять, его отправили куда-то учиться, и он долгое время не общался с матерью, поэтому вырос нормальным. Потом женился, у него было трое детей. Его с женой всегда называли в народе мистер и миссис Благородные. Уж не знаю, по какой причине. Но так называли. Знаю только, что звали его Евгений, то есть Женечка. Я еще помню о них, так много было рассказов. Мол, любили друг друга до безумства. А еще они, когда поженились, не стали покупать кольца, они сделали татуировки, потому что кольца можно снять, а татуировки навсегда. Он сделал на левой руке, а она на правой. Ну, так вот. Она пришла и к четвертому сыну. И убила его, и убила его супругу, потому что она тоже была взрослой. Но потом пожалела об этом. Она взяла его к себе, оживила и вновь превратила в ребенка. Но мистер Благородный хотел вернуться к жене и ребенку, ночью он устроил побег, хотел на занавесках сбежать из окна, но сорвался и погиб. А у Анжел оставался еще один сын. Она сбежала вместе с ним куда-то, но, говорят, перед этим отрезала ему палец, чтобы неповадно ему было взрослеть. Классная маньячка, да?
— Женька, — проговорила вполголоса Лана. — Пуффи утверждает, что Анжел Риччио Бетта Гудвин Нас — это Матушка Гудвин.
— Что за бред? — сказал Женька. — Пуффи! Зачем ты такую ерунду болтаешь Лане?
— Это правда, — сказал он.
— Ты ведь даже не знаком с ней, а уже говоришь, что ее зовут так, — сказал Женька.
— А давай мы их познакомим! — воскликнула Лана. — Пуффи, пойдешь сегодня к нам домой на обед. Ты увидишь Матушку Гудвин и поймешь, что она не та... ну, Анжел.
— Пойду, — сказал Пуффи. — Но не пойму.
— Пошли, пошли, — Женька взял за один конец гитары и пошел по направлению к дому. Пуффи не отпускал свою гитару. Поэтому получалось, что Женька нес Пуффи, как какой-то воздушный шарик на веревочке.
И вот они пришли в дом к Матушке Гудвин. Сказать, что Матушка Гудвин не любила кошек, все равно, что ничего не сказать. Она просто ненавидела кошек. Видимо, это была еще одна собаколюбка, которая на дух не переносит и котов, и их хозяев. Дети этого не знали. Да и откуда им было это знать?!
Дети сели за стол. Матушка Гудвин села во главе стола. Рекс сидел рядом с ней и кое-как сдерживался, чтобы не зарычать. Пуффи же сел напротив них. Да, он всем своим видом показывал, что ему совершенно по барабану их сверлящие глаза, хотя, может быть, ему и правда было все равно, или он просто не замечал. В любом случае, Пуффи сидел, улыбался, брал блинчики, даже вежливо разговаривал с детьми. Сами же дети смотрели то на Пуффи, то на Матушку Гудвин, готовясь к взрыву.
— Ну, и что предложить вам, мистер кот Пуфти Вилли? — сказала она, совершив ошибку в его имени, потому что именно так она запомнила имя — нарочно или не нарочно. Кот продолжал намазывать на хлеб масло.
— Его зовут Пуффи Вильям Пуговка, — поправила Лана. Она еще в тайне надеялась, что скандала не будет, но куда уж там! Это была последняя капля.
— Уж, извините меня, но это слишком! — закричала матушка Гудвин. — Подумаешь, в имени ошиблась, но он весь обед игнорирует меня. Этот самодовольный эгоистичный кот. Или ты, Вильям тире Пуговка тире Пуффи считаешь ниже своего достоинства заговорить со мной?
Пуффи поднял на нее свои хитрые кошачьи глазки.
— Она ко мне обратилась? — спросил Пуффи у Ланы. Та кивнула в знак согласия. Дети смотрели то на Пуффи, то на Гудвин, причем поворачивали головы одновременно и почти ритмично. Турнир начинается. — Анжел Гудвин, я не говорил с вами лишь потому, что вы сами со мной не желали говорить.
— Я обращалась к вам, но вы не желали мне отвечать, идиот! — закричала она.
Пуффи удивленно уставился на нее.
— Итак, — пробормотал он как бы сам про себя. — Пуфти, Вилли, Самодовольный, Эгоистичный, Идиот. Это не мои имена. Меня зовут по-другому. Среди детей нет обладателей таких имен. Значит, она говорила сама с собой. Значит, только в ее голове существуют эти Пуфти, Вилли, Самодовольный, Эгоистичный, Идиот.
— Что? Что ты сказал? — закричала Матушка Гудвин. Кажется, у нее из ноздрей уже пошел пар, как у быка.
— Это не мои имена. Они существуют только у вас в голове, — ответил Пуффи, он забренчал немножко тревожную музыку.
— Ты намекаешь, что я сумасшедшая! Это ты ненормальный! — закричала она. Кот посмотрел в потолок, будто бы там было что-то более интересное. — Ладно. — Матушка Гудвин встала с места. — Нужно успокоиться. Вы же мой гость. Чего же вы пожелаете, Пуффи Вильям Пуговка? Из еды, естественно. Чай, кофе…
— Сливки, — сказала Лана за Пуффи. Она вдруг испугалась, что он не ответит, и Матушка опять рассердится.
Матушка Гудвин, кажется, целую вечность хлопотала на кухне. Дети прислушивались к каждому звуку. Если бы у нее что-то падало из рук, или она нечаянно стукнулась, она бы непременно точно закричала бы, взбесилась и придушила Пуффи. Но никаких таких звуков не было. Правда, в движениях ее была какая-та скованность, будто бы все ее мышцы напряглись. Да, она злилась, но все же пыталась держать себя в руках. Вот она зашла в комнату, поставила перед котом чашечку со сливками, улыбнулась, отошла, села на место и с улыбкой на лице стала ждать. Кот и не собирался пить сливки.
— Почему же вы не пьете ваши сливки? — спросила она сдержанным голосом.
— Я не люблю яд, — ответил Пуффи и продолжал есть блинчики, как ни в чем не бывало.
«Ну, все! — подумала Лана. — Хана. Теперь она точно взбесится. Нужно что-то предпринять!». Лана быстренько встала со своего места и подошла к чашечке со сливками.
— Ну, раз Пуффи не будет, я сама их выпью, — сказала Лана. Да, согласитесь, это было на ее месте самым глупым поступком, но именно это ей пришло в голову, и именно это она сделала.
Матушка Гудвин тотчас же испуганно вскочила со своего места, подбежала к Лане, пытаясь ее остановить, она откинула чашку в сторону, та разбилась об окошко, и сливки безжалостно пролились на фиалку. Но было поздно. Лана уже успела глотнуть. Матушка Гудвин тут же побежала на кухню за противоядием. Да, это был яд. Лана испуганно глядела, как фиалка в один миг расплавилась от сливочек. Ей не было плохо, нет. Видно, яд не так работал. У нее только потемнело в голове, и она вдруг начала вспоминать, вспоминать свою жизнь, как это бывает перед смертью. И все эти картинки пролетели перед ней так быстро. И она вдруг так четко стала осознавать себя Лавелиной, той девушкой, которая прилетела в этот мир за помощью и которую превратили в дитя. Ей даже припомнились те моменты жизни, о которых она старалась забыть и забыла. Но они просто пролетели мимо нее, она снова о них забыла, как бы закрыла их на крючок. Да, теперь она точно осознавала себя Лавелиной, до того момента, когда забыла себя и стала ребенком. Только и вот эти детские воспоминания она тоже помнила.