Граф вдруг сорвался с места, на котором стоял, и подскочил королеве. Она тоже захотела ударить его стулом по голове, но он схватился за стул.
— Не хотите сегодня со мной вальсировать? — сказал он, намертво вцепившись в стул.
«Да он сам обезумел!» — закричала мысленно Лавли. Она наблюдала, как они пытаются отобрать этот стул друг у друга. Лавли, казалось, не дышала. Ей было страшно за даму. Она же (черт возьми!) королева, и без охраны. А он намного сильнее нее и безумен, похоже. Она хотела ей помочь, но какая-та неведомая сила заставляла ее стоять на месте и наблюдать.
Это был неведомый страх, который не позволяет делать то, чего хочешь. Но Лавли не так много времени набиралась храбрости. Она вскоре опомнилась и побежала к графу и королеве. При этом она сама и не заметила, как отодвинула графа и сама стала сражаться с королевой. Причем она этого не хотела, а только защищалась. Стул они выронили, и королева хотела оттолкнуть Лавли, а Лавли, боясь упасть, схватилась за часть платья. А эта часть была карманом, и, когда она дернула за него, какая-то вещичка выпала и разбилась с оглушительным треском в полной тишине. Все замерли на месте. Люди застыли в удивлении, не понимая, зачем вообще здесь и что тут происходит. Заклятие перестало действовать, после того, как разбили эту вещь.
И вскоре все это поняли. Королеву арестовали. Вот ктои была зачинщицей всех войн — женщина. Кто бы мог подумать. Гости еще пытались прийти в себя, но уже не буянили, в отличие от самой королевы. Она жутко кричала и ругалась, в какой-то момент, проходя мимо Лавелины, она толкнула ее, и Лавли бы непременно грохнулась на спину, но…
Граф успел вовремя. Он подхватил ее за талию. И они оставались в таком положении. Когда Лавли, прогнув назад спину, в волоске от падения держалась лишь на руках графа. А граф стоял над ней. И смотреть им приходилось друг другу в лицо. И у Лавли было такое испуганное личико, и она смотрела на него, чувствуя, что единственное ее теперь желание, чтобы этот прекрасный граф поцеловал ее своими бархатными губами и держал крепко-крепко. Но этому не бывать! Он ведь Джек! Тот мальчишка, который… И он ей совсем не подходит, и она не может его любить, а он не сможет ее полюбить. И ей нельзя любить, нельзя, просто нельзя!
Внезапно Лавли услышала бой часов. Ровно полночь. Должно пробить двенадцать раз…
— Мне нужно бежать! — быстро проговорила Лавли. Вот оно, ее спасение — ложь. Она вырвалась из рук Джека (графа). — Заклятие феи действует только до полночи. Потом я опять стану собой, все увидят меня, и кошмар! Мне нужно бежать, бежать!
Она повторяла эти слова и бежала, все время оглядываясь назад, смотря на своего сказочного принца. А он стоял в недоумении, потом тут же побежал за ней. Она уже была на улице, на лестнице, сбегала вниз. Но неудобно было быстро бежать в таких туфельках. Она смахнула с одной ноги туфельку. Пробежала пару шагов — сломалась другая, и ее она смахнула в кусты.
— Куда ты, дурочка! — закричал граф, он остановился на лестнице, глядя на свою красавицу, все еще не веря в происходящее. А она уже забежала в лес. Он вдруг заметил блестящую туфельку, поднял ее. — Без туфелек удобней, да? — пробурчал он и усмехнулся печально.
А Лавли бежала по лесу. Платье рвалось и пачкалось, у нее все ноги были в иголках. В том лесу было много елок. А на глаза навернулись слезы. Всё пропало! Всё было напрасно. Ей никогда не вернуть ее маленькую Аврору. Она ведь так старалась. А все впустую! И судьба еще раз показала, что ей уже никогда не быть счастливой. Бал закончился крахом, а Джек… Почему только он у нее на уме?.. При чем здесь он! Так не должно быть. Не должно быть. Она должна вернуть своего ребенка, а фея посылает ее на бал! Замечательно! Просто замечательно! У нее была одна-единственная в жизни возможность, и она ее проворонила! Горькие слезы лились у нее из глаз, она не могла остановиться. Все бежала и бежала… Она давно уже не была той красавицей. Волшебство феи спало, ведь она же ушла с бала, и внешность богини уже ей была не нужна. А что сказать другим? То, что она веселилась на чужом балу, вместо того чтобы вернуть Аврору?
Была темная ночь. Лавли умылась в ручье, расплела волосы, оборвала лишние части и так уже оборванного платья и медленно тронулась в путь. Искорка, что все это время была у нее в украшении, выбралась наружу, показывая дорогу, хотя сама чуть не плакала из-за Лавли. Ей тоже ее было жалко. А Лавли успокоилась. Она всегда так делала. Загоняла все в себя, была спокойной, вообще без эмоций шла, с пустым лицом, с пустой душой.
Только утром она добралась до друзей.
— Ну, что? — спросила в надежде Аделька.
— Меня не выбрали, — ответила Лавли. Искорка встрепенулась от возмущения, но Лавли и так было плохо. Ее даже не спросили про платье.
— Бедняжка! — сказала Аделя совершенно искренне и обняла ее. Ханс тоже прижался к ней, совершенно раздавленный.
— А была где? — спросил Женька. Ему тоже было жалко сестру, но он старался не выдавать своих эмоций и не показывать, что волновался. Но впервые в жизни ей, кажется, было понятно, что ему не все равно.
— Не знаю я, — проговорила Лавли. — Я была слишком… раздавлена…
— Не говори ничего, — прошептала Аделька. — Не нужно. Полетели домой.
Глава 14 Звезды тоже теряются, звезды тоже находятся…
Лавли вновь увидела знакомые силуэты, очертание тропического острова. Не было никаких сомнений: на этот раз шкаф отвез всю дружную компанию на остров Джека. Да, после нескольких дней уныния и разочарований, Аделька вновь уговорила всех продолжить поиски.
— Так ты здесь была три раза! — воскликнула Аделька, оглядывая остров. — Это потрясное место. Посмотри! Тропики. Наверное, можно будет сходить на пляж, позагорать. Слушай, а если тебя уже третий раз посылают сюда, может, это судьба. Ты говорила, этот парниша, как его там, Джек? Что он колдун. Может, он знает способ, чтобы вернуть твою дочь, и мать Ханса с того света? Давай здесь останемся, а?
— Ну, в принципе, это логично, — сказала Лавли. — Только нужно будет найти…
Но Аделька ее уже не слышала.
— Слышишь, Женька? — закричала она, запрыгала, схватив паренька, так что ему пришлось тоже прыгать вместе с ней. — Наконец-то отпуск. Море, пляж, волны. Тропические фрукты на завтрак, жареная рыба, которую мы сами выловим, а еще танцы на песчаном берегу ночью с костром и гитарой, — она подлетела и стукнула по гитаре Пуффи, на что он чуть не зашипел от возмущения. А потом вдруг притаился, будто высматривая что-то интересное.
— Только в прошлый раз, когда я вышла к пляжу, один ненормальный хотел меня убить, — сказала Лавли, но ее никто уже не слышал. Женька, Аделька и Ханс уже бесились вовсю, кидались орешками, смеялись, кружились.
Внезапно Аделька поскользнулась и упала, за ней упали и Женька с Хансом, свалившись в общую кучу. Тут же появилась, как гром средь белого дня, Дикарка. Она казалась еще грозней и величественней, чем в первый, да и во второй раз… там, на балу. Друзей так и передернуло. Кто-то даже вскрикнул. Хотя не все так отреагировали. Пуффи даже глазом не моргнул.
— Я вас помню, — сказала она, взглянув на Пуффи и на Лавли, а потом грациозно подошла к куче детей, пытающихся встать. — А вы кто?
Аделька первая выбралась из кучи-малы и, как ни в чем не бывало, подскочила к незнакомке, протянув руку.
— Я Аделина, — сказала она.
— Дикарка, — ответила со всей своей гордостью та, сжав руку даже сильнее, чем Аделька.
— А ты чумовая! — воскликнула Аделька. — Ты живешь на этом острове? Мы тоже решили сюда переехать.
У Лавли чуть глаза не выскочили из орбит от ее слов.
— А где здесь на острове мы бы могли поселиться? — спросила Аделька.
Тут к ней подскочил и Женька, отстранив Адельку.
— Я Евгений, — сказал он.
«Пррр», — прорычал Пуффи. Опять же все говорили имена не по схеме. Кто вообще когда-либо звал Женьку Евгением. Нет, он решил повыпендриваться и назвал полное имя.