— Привет, — поздоровалась Дикарка. — Я вообще-то здесь не заведую недвижимостью. Вообще этот остров Джека. Лучше подойти к нему с такими вопросами.
— Это остров Джека? — переспросил Ханс. — А ты меня не забыла?
— Хм, — задумалась Дикарка. — Маленький надоедливый ребенок. Ханс! Нет, я тебя не забыла. Да, этот остров — Джека. Фамильное имение.
— Фамильное имение? — переспросила Лавли.
— Фамильное имение, — подтвердила Дикарка. — За мной.
И она резко рванула куда-то. Всем пришлось бежать за ней. «Если бы Дикарка и Джек были братом с сестрой, я бы подумала, что это у них семейное», — подумала про себя Лавли. Опять ее заставляют бегать. Но, по правде говоря, сама она не нашла бы дом Джека без помощи Дикарки. И как вообще можно так хорошо ориентироваться в лесу? Здесь же одни деревья, по домам еще можно узнать местность. Но как — по деревьям?! Тем не менее, вскоре они были на месте. Да, это было то большое дерево, его Лавли ни с чем не смогла бы перепутать, несмотря на то, что видела только ночью, в полумраке. Всей шумной толпой они поднялись наверх.
Было тихо. И хозяина не было в зале.
— Джек! — позвала Дикарка. — Хм. Не отвечает, может, дома нет?! Обычно в такое время он весь в делах.
— Да, весь в делах! — передразнила Аделька. — Вон он спит!
Они зашли к нему в спальню. Опять же всей толпой. Конечно, кому хотелось спокойно стоять в зале и ждать, пока хозяин дома проснется. Он лежал под одеялом. Вид у него был какой-то нездоровый и болезненный. Взмокшие волосы, беспричинная дрожь во всем теле, измотанный вид, тревожное выражение лица. Он, кажется, что-то бормотал во сне, задыхаясь. «Кровь, кровь», — вдруг ясно услышала в этом бормотании Лавелина, и вздрогнула. И как это Джек может бормотать во сне про кровь?! Он что, вампир? Брр. Что за глупые мысли иногда приходят в голову!
— Он задыхается? — спросила Дикарка и тотчас же начала тормошить Джека.
— Что? — он резко открыл глаза.
— С тобой все в порядке? — спросила Дикарка. — Ты будто бы задыхался. Чего спишь до обеда? Уже солнышко давно светит над горизонтом. А ты спишь!
— Действительно, — с удивлением произнес Джек. — Чего это я? — потом он слегка поднялся с кровати и взглянул на всех гостей, столпившихся у его двери. — Можно, я переоденусь, а?
Все вышли из комнаты. Минуты через две появился и Джек, уже переодетый. Он надел какую-ту бордовую рубашку, причем застегнул как-то небрежно. Волосы у него до сих пор были взмокшими и теперь лежали вьющимися медными локонами.
— Тебе нездоровилось? — спросила Лавли.
— Я в полном порядке, — ответил он с прежним задором и даже подмигнул. — Так вы все друзья Лавли? Теперь уже впятером летаете?
— Мы не друзья, — немного сухо ответил Женька. — Я брат ее, Женька.
— Джек, — он протянул ему руку и пожал. — А это твоя девчонка?
Женька усмехнулся. Подловил! А Аделька слегка толкнула Джека в плечо.
— Я Аделька, — сказала она. — И мне не нравится определение «Твоя».
— И как вы познакомились? — спросил он, рассмеявшись. Похоже, ему нравилось задавать такие вопросы первым встречным людям. А до Лавли только дошло: ее брат и правда встречается с этой Аделькой.
— Вообще-то благодаря Лавли, — ответила Аделина. — Представляешь, одна сумасшедшая меня в ребенка превратила лет на десять. Она всех взрослых превращала в детей. И Лавли занесло в ее болота. А ей ребенком быть неохота было. Вот она меня и перенесла к себе домой.
— Ясно, — сказал Джек. — Нужно будет повидаться с этой сумасшедшей.
— Тоже решил стать ребенком? — усмехнулся Женька. Да, у него была другая усмешка, нежели у Джека. Джек почти всегда улыбался и усмехался — для него это было нормальное состояние. Женька же почти всегда был серьезным, или злым, то есть его лицо казалось каким-то злым, и усмешка на его лице была просто чудом.
— А почему бы нет? — рассмеялся Джек. — Нет, ведь ничего плохого в том, чтобы быть ребенком, да, Ханс? Гуляешь целый день, играешь в игрушки…
— Сидишь себе на горшке, и никто не нужен, — добавила Аделька. Ханс лишь потер покрасневшие уши.
— А я хочу быть взрослым, — сказал он. — Неудобно быть ребенком.
И таким образом прошло где-то полчаса. Женька, Аделька и Джек о чем-то постоянно говорили, причем вовлекая в свою беседу сначала Дикарку, потом Ханса. Но Ханс решил поиграть в шахматы с Пуффи, поэтому почти с ними не говорил, только изредка вставлял какие-нибудь фразочки, поддерживая беседу. Они уже смеялись, рассказывали смешные истории. В общем, было похоже на встречу старых друзей. Аделька успела рассказать, что они решили некоторое время пожить на острове, и о доме, который им нужен.
— Отлично! — сказал Джек и взглянул на Лавли. Она молчала. — Рич занимался строительством домов. Сюда на остров постоянно кого-то да забросит. Вот он заранее и приготовил. Можете даже сами дома выбрать. А на счет воскрешения… Да, я слышал, Лавли, о таких случаях, о воскрешениях. Я еще подумаю и скажу тебе, ладно? А теперь пойдемте смотреть новые дома! Кстати, Лавли, а где твоя Искорка?
— Я не пойду, — сказала Дикарка. — У меня еще много дел.
— Ты не хочешь видеться с Ричем? — рассмеялся Джек.
— Да, — ответила Дикарка, гордо поднимая голову. — Он слишком нудный. Особенно насчет жилья.
— Ну, да, ну, да, — рассмеялся Джек. По дороге Женька спросил у него на счет Дикарки и Рича. Джек ответил:
— Они постоянно то ссорятся, то снова мирятся. Мы уже устали наблюдать за их страстями. Они то пара, то нет. И каждый раз кто виноват? Конечно, Рич.
— Женщины! — сказал Женька, почему-то вдруг зыркнул на Лавли и поспешно отвернулся.
— Ну да, мы всегда виноваты! — сказала Аделька и больно щелкнула паренька по лбу. — Вот и на этот раз. Это я стерва, а ты не при чем.
По пути Лавли выкроила минутку и спросила у Женьки:
— Так вы встречаетесь?
— Представь себе, — ответил он.
— Но… а разве вам, то есть, тебе, не рано?
— Мне пятнадцать лет, — произнес он с каменным лицом. — Куда уж позже?
— В восемнадцать? — улыбнулась она в надежде.
— Ты издеваешься? — произнес брат. — Такое ощущение, что со мной сейчас разговаривает не хм… — он как бы кашлянул, потому что ему не нравилось произносить это слово, — сестра, а старуха — монашка в парандже...
И вот они пришли к Ричу. Все было так же, как и запомнила Лавли. Рич почти не говорил, казался суровым и взрослым. Лавли еще удивлялась: неужели Дикарка и Рич действительно были вместе? Ведь он ее старше. Ему где-то тридцать два — тридцать пять. А ей на вид, несмотря на всю царственность, около восемнадцати — девятнадцати. Ей было бы интересно узнать, как такой человек, как Рич, мог вообще проявлять какие-либо чувства.
Джек и Рич показали домики, в которых потом и поселилась вся компания. Они находились на берегу реки, сделаны были из тростника, со всеми удобствами. В общем-то, приятные светлые пляжные домики. Аделька с Лавли поселились в одном, все мальчики — в другом. Только вот в сомнениях пребывал Пуффи. Он не отвечал, будет ли он здесь жить, или нет. Это было в его репертуаре. Он то приходил туда, то уходил. Что ж поделаешь?
Той же ночью они устроили новоселье. То есть вечеринку на пляже. Развели костер, Пуффи играл на гитаре, все веселились, жарили какие-то вкусности, смеялись. Женька говорил, что ему не нравилась та музыка, которую играл кот. Потом сказал, что лучше, если бы сейчас прозвучала его любимая рок-мелодия, и кот, как назло, сыграл ее, даже лучше, чем Женька. На новоселье пришли и Джек, и Дикарка, и Вова, и Рич. Джек, естественно, уговорил всех на танцы. Аделька тоже решила заставить Женьку танцевать. Для этого она запрыгнула ему сзади на спину. Он начал бегать, они смеялись. Ханс сказал: «Ура! Лошадки», побежал и тоже прыгнул на руки к Женьке. Женька пошатнулся. В этот момент Пуффи присел ему на голову. Все засмеялись. «Куча мала!» — закричал Джек и сбил его с ног. Веселый вечер был.
Даже Лавли заставили улыбнуться пару раз. А еще она узнала кое-что о Владимире, том парне из самолета. Он сам почти не веселился, а все сидел возле костра. Может быть, устал, а может быть, просто не любил веселиться. Лавли этого не знала. Но самой ей веселиться не хотелось, сколько бы ее ни уговаривали. Владимир, или Вова, как он просил себя называть, так разговорился с ней, что даже рассказал свою историю попадания на остров. Самое удивительное, что Лавли, наконец, разглядела его. Это был молодой парень, лет двадцати пяти, красивый, статный, с добрым лицом, открытый. Ростом он был чуть ниже Джека, широкоплечий, сильный, думается, очень сильный. Про таких говорят — большой добряк. У него было светло-русые волосы, карие глаза. Одет был в серую майку, светлые штаны и длинные сапоги.