— Но вот Женщина-кошка. Это такой непостоянный фактор. Она изредка помогала нам, в другое время искала какие-то магические предметы, потом вдруг начинала помогать нашим врагам, она помогла Стоуну. Просто в какой-то момент времени это всем надоело. Когда она решила захватить власть в одной стране, мы не выдержали. Она переходила все границы. И мы заперли ее в той темнице. Но, думаю, она все равно навсегда останется той, кого я буду любить. Я не в обиде на нее, — вдруг произнесла Дикарка и замолчала. Это противоречило вообще всему, что Лавли знала о кошках. «Как можно любить того, кто тебя предал?» — не могло уложиться в ее голове.
— А как же Ричард? — оборвала тишину Алиса. Ее, в основном, волновал именно этот факт.
— Рич. Ха. Столько с ним было хлопот, — улыбнулась Дикарка. — Мы разбегались и сходились вновь. У нас было столько приключений, интриг. Последний раз мы расстались из-за пещеры правды. Нам нужно было каждому ответить на вопрос честно. И его попросили выбрать самого дорого человека. И он выбрал меня. А потом у него спросили, что бы он выбрал: остаться со мной, жить долго и счастливо, или отдать свою жизнь ради спасения незнакомого тебе мира, который погибнет иначе. И он выбрал второе. Я люблю его. Он до сих пор мой человек. Но простить ему этого я не могу. Вообще я думаю, что этот остров проклят. Да, он определенно проклят. Можно искать на нем счастье, друзей, приключения. Это я на нем нашла. Но ты никогда не найдешь на нем любви, — Алису вдруг передернуло от этой мысли. — Будет лишь боль. Это еще началось с матери Джека и его отца. Они любили друг друга, но не смогли быть вместе.
Алиса молчала. Она все еще была в шоке от того, что говорила Дикарка про проклятие острова. Ее поражал тот факт, что она и Вова, которого она так полюбила, рано или поздно расстанутся, что это не любовь на всю жизнь, что любовь здесь она лишь потеряла. Она прекрасно понимала, что рано или поздно и без проклятия, и с ним, ей все равно пришлось бы расстаться с Вовой, но проклятие, проклятие все равно тревожило ее.
— Как же так? — спросила она. — Ты говоришь, что ты даже не в обиде на Романту после всех ее предательств, но ты ненавидишь Рича, который просто ответил честно. Почему так? Она куда хуже, чем он…
— Нет, — резко оборвала ее Дикарка. — Думаешь, почему я выбрала его? Потому что я захотела стать человеком. Потому что я видела, как они рискуют друг ради друга, они помогают друг другу, они не бросают друг друга. В кошачьей жизни этого нет. Я это всегда знала. И я выбрала его, потому что думала, что он в любом случае выберет меня, потому что знала, что он отдаст за меня жизнь. Но оказалось, что для него гораздо важней героизм, — она как-то небрежно произнесла слово «героизм», как будто бы это было что-то неважное и глупое. — А мне не нужен герой, если бы был нужен, я бы выбрала Джека, мне нужен просто мой человек, который бы любил меня и который бы жил для меня, как и я для него. Я выбрала его именно по этим причинам, и ему просто нужно было выбрать меня, но он не выбрал.
— И что вы никогда не будете больше вместе? — произнесла Алиса почти что со слезами на глазах.
— На этот вопрос я не могу дать ответа. Может быть, на другом острове, не на проклятом. Но, знаете, девоньки, я не хочу на другой остров. Здесь я счастлива, — они удивленно взглянули на нее. — Вы не понимаете моего счастья, я знаю. Но я счастлива, потому что мне очень везло в жизни. Мне повезло, что я осталась жива, когда моих родителей не стало, мне повезло, что я попала именно в ту стаю, где жила Женщина-кошка, мне повезло, что в тот раз в мою ловушку попал Рич, и то, что во время войны я не погибла, и что я встретила Джека, мне повезло. И это везение, что я живу здесь на острове. На этом острове, где я по-настоящему счастлива. Благодаря всем этим людям я смогла стать собой. И мое огненно-холодное сердце согласно жить в этом месте, каждый день взбираться на горы, бегать по неизведанным тропам, спать в холодном замке и нежиться на теплом солнышке. Мне повезло, что моя противоречивая натура смогла ужиться. У меня есть верные друзья, за которых я готова отдать свою жизнь, и на которых я всегда могу рассчитывать. Я счастливица. И пускай одного из них я люблю до мозга костей и ненавижу настолько же. А в другого была влюблена, и знаю все его недостатки. И пусть Романта не будет ради меня делать что-либо, но она и не игнорирует меня. Для нее мое имя — не пустой звук, — Лавли сразу вспомнила, что, действительно, когда Романта говорила о Дикарке, у нее было очень заботливое выражение лица. — Я все равно счастлива, хоть убейте.
После этого разговора в голове у Лавли поселились довольно странные мысли. Теперь она отчасти понимала Дикарку, но у нее все же оставались вопросы, которые нельзя выразить словами, поэтому и ответа дать нельзя. К своему удивлению, после нескольких минут прогулки Лавли поняла, что ее мысли относятся уже даже не к Дикарке, а к ней самой. Что-то непонятное тревожило, она впадала в ужас, как только пыталась разгадать это. Чуть погодя она нашла Пуффи. Он сидел на полянке и загорал на солнце. Птицы весело щебетали в небе, маленькие букашки-таракашки ползали под ногами. Лавли подошла к Пуффи и присела рядом с ним. Он молча лежал с закрытыми глазами, не шевелясь, и наслаждался каждым лучиком солнца. Странное дело, и это тоже пугало Лавелину. Как будто бы чего-то не хватало в этой славной идиллии, было как-то слишком спокойно…
Лавли прилегла на травку и тоже начала дремать, но сразу после этого она услышала шорох и проснулась. К ней приближался Джек.
— Привет, — как всегда, с улыбкой на лице заговорил он. — Мы тебя весь день ищем. Ты пойдешь со мной, Женькой и Аделинкой на северо-западную часть острова к горам? Мы собираемся устроить гонку на санях.
— На санях? — переспросила, как бы недоумевая, Лавелина. — Там ведь нет снега. Там горы и сразу же пляж.
— В этом-то все и веселье. Сначала скатиться с гор, потом на песок, а потом шарахнуться в воду, — рассмеялся Джек и тут заметил Пуффи. — И ты тут!
— Да, — небрежно ответил тот. Джек немного удивился ответу кота и нахмурил брови.
— Почему так тихо? — проговорил он.
— Тихо? — опять не поняла Лавли.
— Да, — сказал Джек, тут он все понял и испуганно обратился к Лавелине. — Лавли, а где у него гитара?
Лавли виновато опустила голову, как маленький ребенок. Ей не хотелось рассказывать кому бы то ни было про эту встречу со Стоуном. Тем более, зная, что Джек будет в ярости. Хотя Лавелина еще ни разу не видела его в ярости. Они видела его в радости, веселье, увлеченным. Ссорилась с ним, видела его агрессию по отношению к каменному колдуну, но именно ярость — нет. Видно, ей пока не удавалось вывести его из себя.
— Ее нет, — произнесла Лавли.
— Как это нет? — с претензией произнес Джек.
— Нет, значит, нет, — обиженно произнесла Лавли, как ребенок, нахмурилась, скрестила руки на груди и отвернулась. А потом снова повернулась, чтобы только сказать. — Забрали. Ну, и что с того?
— Забрали, — еле слышно произнес он. — Кто? Надеюсь, вы не ходили…
— В гости к каменному колдуну? — сказала Лавли. — Предположим.
— Лавли, что ты наделала! — вскричал Джек.
— С чего ты взял, что это я? — сказала, все еще надувшись, Лавли, а потом посмотрела на Джека. Он был бледен и как будто испуган. Она сама испугалась. — А что такое?
— Он забрал его гитару, — произнес Джек. Лавли вопросительно взглянула на него. — Разве ты не понимаешь? Ты же сама почти ведьма. Ты слышала про вуду? Если мощный колдун завладеет вещью человека — это ужасно. Может через нее все что угодно сделать. А здесь дело идет не о простой вещи. Это же ЕГО ГИТАРА. Он ведь с ней почти что с самого рождения, — Джек понял, что Лавли ничего не понимает, и попытался объяснить. — Ну, вот, если ты напишешь потрясающую картину, твою любимую, и потомки потом будут говорить: «Это была любимая и лучшая картина этого художника. Он посвятил всего себя ей». Это будет значить, что он наградил частичкой своей души картину. А здесь, — Джек на секунду остановился, коснулся пальцем кончика носа, глядя в землю. Ему было тяжело это сказать. — Ведь в этой гитаре вся его душа. Если Стоун что-то сделает… если гитару не вернуть, то Вильям…