— Плевать! — воскликнула Дикарка. — Он, конечно, не может не отдать свою жизнь, но мы-то можем вырвать его у колдуна. И тогда Джек как бы исполнит свое обещание. Он же не отвечает за действия других людей. Он бы отдал жизнь, если бы не мы.
— Но мы ведь его не найдем. Лабиринт запечатан магией. Нет входа. А распечатывать долго. К тому времени Джек будет уже мертв.
— Как я люблю говорить, — сказала Дикарка, ударила ногой в землю, и огонь со льдом проделали гигантскую дыру в стенках лабиринта метров на двадцать. — Против лома нет приема. А твоя звездочка укажет путь к Джеку.
Искорка полетела вперед, а обе девушки рванули за ней, снося все на своем пути.
Джек и Стоун медленно шли по лабиринту.
— А ведь эта Лавелина, — сказал Стоун. — Такая странная, да? Я бы сказал: глуповатая. У нее есть звезда. И она бы могла сотни раз пожелать освободиться или хотя бы, чтоб ты не умирал. Нет же, слезы, рыдания, страдания — и никаких действий. Ты ведь изучал психологию? Как называется ее болезнь бездействия?
— Тебе так интересно говорить о Лавелине? — сказал Джек.
— Да нет, — ответил Стоун и улыбнулся. — Мне просто интересно поговорить с тобой. Ну, признайся же честно. Ты полюбил ее не за мозги — это точно. Потому что соображает она как-то тормознуто.
— У каждого свои недостатки, — ответил Джек.
— Ясно. Значит, не хочешь говорить о ней. О ком же?
— Кто убил маму? — сказал Джек и взглянул на Стоуна. Тот тут же скосил глаза вниз.
— Неужели так и не вспомнил? — сказал он. — Все-таки не зря я говорю: самое главное — память. Если бы человек не умел помнить, он бы ничего не умел. Но о ней… Мы оба, — ответил он.
— Мы на месте, — сказал Джек.
Джек и Стоун оказались в центре лабиринта. Там стоял круглый стол, два стула рядом, две чашечки, чайник, сахарницы.
— Да, — сказал Стоун, подошел к столу. — Присаживайся.
— Я постою, — ответил Джек.
— Ну, тогда и я тоже, — сказал Стоун. Он стал разливать чай по чашкам. Джек уставила на маленькую синюю чашечку с отколотым кусочком.
— Значит, лучше ничего не придумал? — улыбнулся Джек, взял в руку чашечку и стал рассматривать. — Та же самая. Помню ее. Между прочим, любимая моя чашечка.
— Да, — отозвался Стоун. — И зачем придумывать что-то еще? Мне и тогда эта идея нравилась, и сейчас нравится. Что может быть прекрасней, чем превратиться в камень?
— Действительно, — подтвердил Джек. — Наливай.
— Как мне нравится задор в твоем голосе! — воскликнул Стоун и налил ему чай. Потом взял свою чашечку и выпил залпом, сказав при этом. — Твое здоровье!
Джек проделал то же самое. Как только напиток был выпит, его зашатало. Джек отошел в сторону.
В этот момент у Лавли вдруг тоже закружилась голова, и она остановилась.
— Ты не волнуйся, — сказал Стоун. — Сначала зелье действует на кожу, уж потом задевает внутренние органы. Так что, ты не свалишься на землю, когда зелье остановит твое сердце. Ты уже станешь камнем.
— Предусмотрительно, — улыбнулся Джек, и в тот же момент издал странный вздох. Он почувствовал, как пальцы на ногах окаменевают. Это шло дальше. Подходило к коленкам. — Только я тебе хотел сказать, — произнес Джек тогда.
— Да, я слушаю, — сказал Стоун.
— Ты уж попробуй жить заново, сначала, — сказал Джек. — Ведь нельзя же жить прошлым. Попробуй начать все сначала. Стать добрым, научиться сожалеть, переживать. Стать другим человеком.
— Ну, Джек… Ты же знаешь, — сказал Стоун. — Что нет во мне этого всего. А к чему это все?
Джек почувствовал, как это дошло до желудка.
«Я не чувствую ног», — прошептала Лавли.
Джек опустил руки вниз. Они тоже начали каменеть.
— Это я к тому, что у меня есть друзья, — ответил он. — И боюсь, что, если ты не изменишься, они отомстят.
Его взгляд пересекся со взглядом Стоуна. Они будто хотели переглядеть друг друга. А окаменение уже дошло до груди. Джек сделал глубокий вдох и не смог уже сделать выдох.
«Он не может дышать», — прошептала Лавли.
А Джек все смотрел, смотрел в глаза колдуну до последнего, пока взгляд, смотрящий вдаль, не застыл в камне.
— Бежим скорее, — сказала Дикарка Лавли.
— Поздно, — прошептала Лавелина. — Поздно.
Глава 29 Как всё закончится
Лавли вернулась в дом Джека. Там были все: Женька, Аделина, Пуффи и Ханс. Дикарка и Рич, конечно, ушли бить Стоуна. Вот только дом этот был пустой, ведь Джека там не было. У нее сразу стали спрашивать, что случилось. Лавли рассказала все, но сама не понимая, что говорит. Брат сказал: «Прости, Лавли». Но теперь это ничего не значило. Она ушла гулять по острову. Те же деревья, те же реки и море то же. Только вот все как будто застыло. Все как будто уже не живое, как будто уже не то. Этот остров как будто бы умер вместе со своим хозяином. И сейчас казался Лавли таким пустым. Здесь не было ничего, не было никого.
Она пришла в То Особое Место Джека. Но теперь оно обыкновенное, совсем обыкновенное без него. Был закат. Последние солнечные лучи скрывались, уходя к морскому господину. Она смотрела на это и в какой-то момент вдруг увидела в этих солнечных ярко-желтых лучах силуэт Джека. Тогда случилось что-то невыносимое. Она вдруг упала на колени и закричала изо всех сил от боли, от ненависти, от всех скопившихся чувств в ее груди. Она закричала и весь мир как будто закричал вместе с ней. Воды из морей и океанов поднялись ввысь и закрутились вокруг нее в блеклом свете луны.
— Нет! — закричала Лавли, вскочив на ноги. — Не сейчас! — закричала она еще громче, смотря ввысь. — Ты даешь мне эту силу сейчас! Зачем? Я чувствую, я чувствую, что могу управлять всеми реками и морями этого мира, чувствую, что могу затопить весь этот чертов остров, чувствую, что управляю этим долбанным лунным светом. Зачем? Зачем мне это нужно теперь? Вы что, надо мной издеваетесь? Нет Джека — радуйся, это для тебя урок, ты обрела силы! Ну, спасибо, спасибо большое. Ненавижу! Ненавижу! И это вы называете равновесием, да. — Лавли замолкла, тяжело дыша. — Да, — проговорила она в каком-то странном озарении. — Равновесие. Я смогу изготовить то зелье. И я убью эту тварь, что лишила меня Джека! — вскричала Лавли и пустилась быстро вниз.
Она в момент оказалась в лаборатории Джека, начала рыться в бумажках и размышлять вслух. В этот момент она напоминала сумасшедшую. И своим внешним видом, кстати, тоже.
— Равновесие… Равновесие. Так он сказал и тогда. А основа того зелья — это зелье, превращающее обратно в людей… то зелье было у него, когда он был в замке. И Алиса — обезьяна, Вова — орел... Ага. А другие компоненты. Там смешаем это… а еще. Нужно для противоречия… Каменные слезы и жидкий свет. Жидкий свет… Его волосы, которые я расплавила — жидкий свет. А Каменные слезы… так. Когда появились близнецы, их поймали рыбки… и там была такая статуя, которая плачет. Мне туда.
Было почти утро, когда Лавли закончила зелье. Она была очень уставшая и выглядела довольно странно. Она решила умыться, причесаться и приготовиться к сражению. Она надела белый костюм, впервые за долгое время заплела косу. Коса оказалась почти по пояс. «Неужели так намного отрасли мои волосы?!». И надела синий ободок. Взяла зелье и поспешила к Стоуну.
…Время — это вообще очень странная штука, особенно на этом острове. Я помню, как готовка зелья, бегание туда-сюда казались мне такими долгими, я казалась себе такой медленной, и мне казалось, что прошло уже точно пара месяцев, хотя минуло всего-то пара часов. А вот сражение для меня продлилось, наоборот, слишком быстро. Я помню только, как нападала на него, я заливала его водой, хотела, чтобы он задохнулся, чтобы его занесло лавиной. Дикарка с Ричем тоже были со мной, и они как-то узнали, что зелье было у меня. Я помню свою ненависть, как я изо всех сил колотила этого Стоуна, я готова была разорвать его на части.
А потом был другой момент, опять продлившийся очень много времени. Это, когда мы загнали его в ловушку. И я стою перед ним. И держу зелье в руках. И понимаю: что, как бы сильно я его не ненавидела, убить его я не могу. Просто не могу кинуть это зелье в него. «Брось зелье. Убей его!» — кричит мне Дикарка, а я не могу. Тогда Стоун схватил меня за руку, смотря своими кровавыми серыми глазами на меня. И тут я слышу, как что-то летит ко мне. Это была стрела Дикарки. Та стрела выбила у меня из рук зелье, проткнув его насквозь в плече колдуна. «Не сработало!», — сказал Стоун, улыбаясь. «Нет, — Дикарка подскочила к нему. — Просто нужно слово. Равновесие…», — прошептала она.