Воображение снова нарисовало Патриции того человека с ипподрома. Странно, подумала она. Никогда за эти годы она не вспоминала о нем, а сегодня почему-то все время мысленно к нему обращается. Почему она тогда не спросила его фамилию?
О чем ты думаешь? — одернула себя Патриция. Неужели она всерьез считает, что это был ее отец? Патриции страстно захотелось увидеться с ним снова. Возможно, он еще жив и их новая встреча могла бы многое прояснить. Патриция немного помечтала, как хорошо было бы узнать об отце, но дневная усталость взяла свое и она задремала.
Патриции приснился сон. Она пришла к Мефистофелю в гости. Он обитал в том злополучном особняке с рыцарями, где Патриция играла роль Триш. Он очень обрадовался ее приходу. Она хотела броситься к нему в объятия, сказать, что он ее отец, но Мефистофель остановил ее. Сделал он это как-то особенно. Патриция словно наткнулась на невидимое препятствие и остановилась.
— Оставайся на том берегу, дочка! Когда-нибудь мы будем вместе, — прохрипел Мефистофель и исчез, оставляя после себя клубы белого дыма.
Патриция хотела последовать за ним, но ноги не слушались ее. Внезапно она увидела перед собой гору, которая на нее надвигалась. Она испугалась и хотела убежать, но вместо этого ноги понесли ее вперед. Она карабкалась на гору и все время боялась, что сорвется и упадет. Но невидимая сила поддерживала ее. Она смело двигалась вперед и поднялась на вершину горы, где круглой лужицей растекалось черное озеро. Царство Морфея, решила она.
— Тебе надо сесть в ладью и пересечь озеро, — услышала она чей-то голос и подчинилась.
Она мирно плыла в ладье по царству Морфея, как ночную тишину нарушила тревожная трель дверного звонка.
Патриция встрепенулась, не понимая, что происходит, и вдруг услышала удары. Кто-то, не учитывая времени суток, как сумасшедший колотил в дверь.
— Немедленно открывай! Или я ее выломаю к чертовой матери! — кричал мужской голос, который, наверное, был слышен за несколько кварталов отсюда.
Голос показался Патриции знакомым, но она никак не могла стряхнуть с себя пелену сна. Послышался звук открываемой двери. Значит, Тома разбудили и он встал. Догадался ли он надеть на себя что-нибудь теплое? Не хватает ему еще дополнительно простудиться.
Взволнованная этой мыслью, Патриция моментально проснулась и ринулась в комнату Тома. Его там не было. Только халат валялся на спинке кресла. Схватив его, Патриция выбежала в холл.
— Где она? — рычал до боли знакомый баритон. — Ты перешел все барьеры, парень! Я тебя предупреждал! Ты... — И голос осекся.
Патриция поняла, что Чарлз Айлингтон — а это именно он возвышался в дверном проеме перед Томом — увидел ее. Патриция стояла босая, в одном пуловере, едва закрывающем верхнюю часть бедер. Она не захватила с собой к Тому ни пижамы, ни халата. Поэтому, устраиваясь на ночь в его квартире, она сняла брюки, которые были из хлопка и смялись бы, если бы она завалилась в них спать. А вискозный вязаный пуловер без особого ущерба для своего внешнего вида мог выдержать использование его в качестве ночной рубашки.
Увидев Патрицию, Чарлз остолбенел. Его рот приоткрылся от изумления. Весь его вид говорил, что он рассчитывал встретить здесь кого угодно, только не ее. Несколько минут он потерянно смотрел на Патрицию, словно не веря, что это она.
Внезапно Патриция осознала, в каком двусмысленном положении оказалась, и судорожно попыталась прикрыть голые ноги халатом Тома, но тут же устыдилась своего порыва. Ей не в чем оправдываться. Она гордо вскинула голову.
— Вон отсюда! Вам здесь нечего делать! — перешла с места в карьер Патриция. Потом под изумленными взглядами двух мужчин подошла к Тому и набросила ему на плечи халат. — Здесь холодно. Ты можешь простудиться, — мягко заметила она.
— Предпочитаешь прятаться за спинами женщин?! Это низко, Том! Твое поведение недостойно джентльмена! — взвился Чарлз.
— Разве в правилах джентльменов устраивать ночью дебош? Моя тетя Аби объясняла мне, что джентльмены никогда так не поступают, — продолжала наступать Патриция и едко добавила: — Причина, по который вы здесь, и выеденного яйца не стоит. Вы уже должны были бы привыкнуть...
— Не стоит, — с презрением перебил ее Чарлз. — Возможно, для вас залезть к мужчине в постель — это мелочь, но Элис... — начал он и умолк. Гнев и обида, душившие его, вызвали спазм голосовых связок, и он не смог продолжить свои обвинения.
В холле воцарилась звенящая тишина. Чарлз смотрел на Патрицию. Его лицо выражало одновременно и нестерпимую боль, и глубочайшее презрение.