Айдан оставался на коленях, его тело было напряжено, но в его глазах не было ни слёз, ни мольбы о пощаде. Он знал, что его действия не оставили ему никаких оправданий, и сейчас он готов был принять свою судьбу. Плечи его сжались, как будто он уже чувствовал приближение конца.
Дарен посмотрел на собравшихся в зале, его взгляд остановился на каждом из них, будто он искал подтверждения своей решимости. Все присутствующие чувствовали тяжесть этого момента, понимая, что эта казнь будет не просто возмездием, но и символом правосудия, которое Дарен несёт своему народу.
— Я приговариваю тебя к казни по драконьим обычаям, — произнёс он, и его слова, как гром, прокатились по залу, заставив всех вздрогнуть.
Этот приговор был более чем просто смертной казнью. Казнь по драконьим обычаям была жестокой и мучительной, предназначенной для тех, кто совершил величайшие преступления. Это был ритуал, в котором огонь драконов очищал душу, но тело при этом претерпевало невыносимые страдания.
Айдан не поднял головы. Он понимал, что его судьба теперь предрешена, и нет пути назад. Его плечи сжались ещё сильнее, словно он пытался собрать всю свою волю, чтобы встретить конец с достоинством.
В зале стояла тишина, такая густая и тяжёлая, что казалось, каждый вдох требует усилий. Дарен снова сел на трон, но его взгляд не отрывался от Айдана. Ему пришлось сделать этот выбор, и хотя он знал, что поступил правильно, чувство утраты и предательства не оставляло его.
Стражи, стоящие неподалёку, двинулись вперёд, готовые увести Айдана на место казни. Их движения были медленными и тяжёлыми, как будто сама земля не хотела быть свидетелем того, что должно было произойти. Айдан, всё ещё стоя на коленях, закрыл глаза, готовясь встретить свою участь.
Зал, наполненный замиранием сердец, стал свидетелем того, как правосудие свершилось. Дарен, сидящий на троне, оставался непоколебимым, но внутри него бушевала буря. Эта сцена останется в памяти всех, кто присутствовал, как день, когда был восстановлен порядок, но цена за это была невероятно высока.
Дарен повернулся к Милане, и напряжённая тишина, которая царила в зале, казалось, стала ещё плотнее. Все взгляды были прикованы к нему, к его строгому и решительному лицу. Милана, стоящая на коленях, не осмеливалась поднять глаза. Она чувствовала, как каждый мускул в её теле напрягся, сердце колотилось так, что казалось, вот-вот вырвется из груди. Лицо её было бледным, почти белым, как мрамор, и это отражало её внутренний ужас и осознание неизбежности.
Дарен остановился перед ней, его тёмные глаза были наполнены непреклонностью. Он был холоден, как лёд, и этот холод передавался каждому в зале. Его голос прозвучал твёрдо, почти безэмоционально, как будто он выносил приговор, давно решённый в его душе.
— Милана, — сказал он, и её имя, произнесённое им, прозвучало, как удар молота. — Твоё соучастие в этих преступлениях не может быть прощено.
Эти слова будто разрезали воздух, вызывая у всех присутствующих дрожь. Дарен сделал паузу, позволяя своему осуждению проникнуть глубже, чтобы каждый в зале почувствовал тяжесть этого момента. Милана, не осмеливаясь встретиться с ним взглядом, едва заметно содрогнулась, как будто каждое слово ранило её.
— Однако, — продолжил Дарен, его голос стал чуть мягче, но это не уменьшило суровости приговора. — Ты имеешь право на изгнание. Я приговариваю тебя к жизни в закрытых землях для изгнанников, где тебе будет запрещено использовать магию и возвращаться сюда.
Милана подняла голову, и её глаза встретились с его. В них не было ни мольбы, ни надежды, только глубокая печаль и осознание своего положения. Она знала, что этот приговор — это её конец, не физический, но конец той жизни, которую она знала, и той силы, которая была её сутью. Магия была частью её самой, и теперь её лишают этой части навсегда.
Едва заметно кивнув, Милана приняла свою судьбу. Она не произнесла ни слова в свою защиту, не попросила о пощаде. Она знала, что её действия привели её к этому моменту, и теперь ей предстояло заплатить за них высокую цену. Перед её глазами промелькнули воспоминания о днях, когда она была полна силы и уверенности, когда её магия текла через неё, как река, давая ей могущество и власть. Теперь это всё осталось позади, и впереди была лишь тьма и неизвестность.
Когда приговор был озвучен, стражи, стоявшие по краям зала, немедленно подошли к Айдану и Милане. Их железные доспехи звенели при каждом шаге, создавая зловещий ритм, который эхом разносился по залу. Они схватили Милану за плечи и подняли её на ноги, а затем направили её к выходу. Её шаги были тяжёлыми, словно каждая ступенька приближала её к неизбежной пустоте, где не было ни магии, ни свободы.