Тогда капитан дал шпоры, и его конь вылетел из оврага, взметнув к луне облако пыли.
Конан кратко выругался, но, когда туранцы выехали из оврага, у беглецов почти не осталось времени скрыться. Неприятно почувствовать, что ты был прав, когда уже слишком поздно, чтобы поступить так, как нужно.
Северянин выругался снова, но решил поберечь дыхание. С другой стороны, он боялся, что посеет уныние в рядах афгулов. Крепкие воины, они тоже держались на пределе своей выносливости. И без того зыбкая надежда на то, что им удастся бежать, теперь повисла на волоске, но еще не растаяла… Несколько туранцев, оказавшихся на пути афгулов, умерли быстро…
После этого войско туранцев могло приуныть. Афгулы почти вырвались из западни.
Конан потянул узду, направляя лошадь чуть левее. Обычно командир располагался на правом фланге цивилизованного войска, правда, тут сейчас не было ни того ни другого. Если командир туранцев по привычке находился на правом фланге своего отряда, то он подвергался большой опасности, ведь клинок Конана не знал пощады.
— Пришпорьте коней, сабли наголо, пригните головы! — закричал варвар, увлекая афгулов налево.
— Что?.. — начал было спрашивать один из них. Кто-то с яростью фыркнул на глупца, не понимавшего, что время спорить прошло.
Афгул смолк. Никто из отряда Конана больше не произнес ни одного слова, или, по меньшей мере, никто не услышал этого из-за стука копыт, тяжелого дыхания лошадей и топота погони. Словно вихрь пронеслись они мимо отряда туранцев и полетели по пустыне.
Очень быстро расстояние между ними и погоней оказалось слишком большим даже для выстрела хорошего лучника, да и стрелять-то афгулам не стоило — слишком мало осталось у них стрел. Сквозь перистые облака серебристо-сияющим диском проступала луна. Темная тень легла на пустыню. Снова началась скачка, где ставкой была жизнь.
Лошади афгулов не падали, хотя половина из них шатались и шкуры у всех блестели от пены. И вдруг Конан услышал зов военной трубы у себя за спиной. Ночь становилась все холоднее. Стало так холодно, что, казалось, холод пронзает внутренности, словно вражеские копья. Неожиданно Конан услышал, как трубе туранцев ответил боевой рог где-то впереди.
Звук донесся издалека, так что киммерийцу пришлось прислушаться, чтобы окончательно быть уверенным, что слух его не подводит, но впереди на дороге, ведущей в ночную пустыню, без сомнения, затаился еще один отряд. Теперь туранцам не нужно было даже устраивать «волчий мешок» для своих жертв. Они могли окружить афгулов и задавить их числом, если впереди дорога перекрыта.
Взгляд Конана шарил по пустыне. Он заметил несколько осыпавшихся скал, которые могли бы помочь афгулам в последней битве. Впереди больше не было никаких укрытий, и теперь киммериец хотел бы знать, сколько врагов гонятся за ними и были ли афгулы такими же выносливыми, как воины его родного племени.
Впереди лежала пустыня. Барханы, но не слишком высокие, чтобы спрятать всадников. Чуть правее протянулись отроги гор. Облака по-прежнему скрывали луну. Ничего далее расстояния в половину полета стрелы рассмотреть было невозможно, даже имея орлиное зрение Конана.
Снова, протрубили рог и труба, но в этот раз намного ближе. Конан прислушался, пытаясь решить, есть ли впереди туранцы на его пути или беглецам все же удалось обогнуть их фланг. Если же туранцы собрали на этом фланге достаточно сил, имели свежих лошадей…
Конан прислушивался к звукам ночи и неожиданно понял, что стиснул рукоять своего меча так крепко, что ногти впились в шагреневую кожу отделки. И тогда он рассмеялся. Любой нормальный человек, услышав этот смех, почувствовал бы холод сильнее ночного мороза, потому что в этом смехе звучала ярость киммерийца.
Казалось, туранцы впереди были чуть правее отряда Конана. В темноте их преследователи могли не понять этого до тех пор, пока не окажется слишком поздно. Расставленная ловушка сработала, но, быть может, она окажется слишком слабой, чтобы удержать столь грозную жертву?..
Киммериец слишком часто водил отряды и не сомневался, что в определенные, самые напряженные моменты все воины в отряде могут читать мысли своего командира. Так пусть они почувствуют надежду и отвагу в его сердце, иначе битва окажется проигранной до того, как начнется.
Справа горы расступились, и открылась насыпь, круто уходящая вверх, к перевалу между двумя невысокими горами. Взгляд Конана метнулся в ту сторону, но киммериец не заметил там ничего опасного. Тут лошадь одного из афгулов споткнулась. Всадник зашептал ей на ухо что-то подбадривающее, дал шпоры, но лошадь не могла нестись дальше. Она пала, всадник выскочил из седла. Он приземлился на ноги, метнулся к одной из запасных лошадей, схватился за луку седла и запрыгнул в седло так, что лошади даже не пришлось замедлять шаг.