Он напомнил себе, что смех лишь часть сущности человека, а не весь человек. Повелительница могла смеяться, как девочка, и все же мучить тех, кто ее окружает, как самый безумный, погрязший в пороках деспот. В ней словно сидело два человека. И оба будут в его объятиях… Махбарас почувствовал, как кровь стучит у него в висках.
— Ты достоин, — тихо сказала Повелительница. — Достоин лучшей обстановки для нашей… — она заколебалась и, казалось, покраснела, — нашей встречи…
В руках у нее не было никакого посоха. Она не носила амулетов или иных магических предметов. Махбарас увидел лишь то, как она три раза взмахнула руками с длинными, изысканными пальцами и с ногтями цвета неба в пустыне на заре, пальцами, казавшимися созданными для того, чтобы их целовали…
Палату залил золотистый свет, на мгновение ослепивший Махбараса. Он ощутил жар на лице, затем ногах. Жар растаял, но стало заметно теплее.
— Можешь открыть глаза, — раздался голос Повелительницы. Махбарас повиновался. Стены и потолок палаты теперь покрывал узор из мелкой голубой плитки. Пол превратился в пляж мельчайшего золотистого песка. В одном углу — там, где раньше были свалены кучу вонючие меха, — высился шатер на четырех столбах из красного дерева, вырезанных в виде разных лесных зверей, с пологом из голубого шелка. Махбарасу показалось, что он узнал леопарда, змею, выдру и дракона.
За пологом лежала куча шелковых подушек, а рядом с подушками стоял низенький столик, простой столик из черного дерева на ножках из слоновой кости. Его покрывали золотые блюда с лепешками и засахаренными фруктами, смыкавшиеся кольцом вокруг серебряного кувшина с вином.
На подушках возлежала Повелительница Туманов. На ней не осталось ничего, кроме браслетов, а ее волосы ниспадали на голые плечи и груди, словно шелковые нити. Все красоты, которых ожидал Махбарас, предстали на его обозрение.
Капитан почувствовал, как ускоренно побежала кровь по его венам, и сообразил, что на нем тоже нет одежды. Первый шаг к шатру был таким же трудным, как если бы на ногах его были железные гири, но второй оказался легче, а третий еще легче.
Скоро он сидел рядом с Повелительницей. Ее голова лежала у него на плече, и он жевал медовую лепешку, которую женщина протянула ему. Последняя лепешка исчезла, и капитан обнаружил, что облизывает пальцы колдуньи.
— Мед на вкус настоящий, — сказал он. — Ты на вкус настоящая.
— Да, он таков. И я тоже, — сказала колдунья. Голос ее дрожал. — Все, что находится здесь, настоящее.
— Это все слишком прекрасно.
— Ты сомневаешься в моей красоте? — Волшебница села так, чтобы ему стали видны все ее прелести. Махбарас посмотрел на колдунью и увидел в ее глазах то, что можно было расценить только как страх.
Махбараса затопили желание и нежность. Перед ним сидела Повелительница Туманов, колдунья, имеющая в своем распоряжении могучую магию, и хозяйка жизни и смерти во всей долине. И одновременно она была испуганной девой, первый раз вкусившей плод любви, предлагавшей себя мужчине — и обнаружившей, что вся ее магия нисколько ей не поможет. Если бы она неделями измышляла, как заставить Махбараса приветствовать ее, как приветствует мужчина свою женщину, то и тогда не смогла бы она найти лучшего способа.
Махбарас пододвинулся к колдунье и поднес ее пальцы к своим губам. Он слизал с них остатки меда, а затем перевернул руку и поцеловал ее ладонь. Вскоре его губы прокрались выше браслета, и Махбарасу не пришлось долго ждать, прежде чем волшебница раскрыла ему свои объятия.
Капитан подумал, что никогда в жизни не слышал более сладкого звука, чем в тот миг, когда она в первый раз вскрикнула от наслаждения.
И этот крик заглушил вопль Данара, страдающего в руках Повелительницы.
* * *— Омиэле не понравится долгое ожидание, — предрекла Бетина. Она шла рядом с Конаном с луком в руке и колчаном за спиной. Они гуляли вместе под предлогом охоты, достаточно близко от лагеря туранцев, чтобы не подвергаться опасности, и достаточно далеко, чтобы их разговор не могли услышать лишние уши.
— Я не думаю, что ей понадобится долго ждать, — ответил Конан. — Мы отправимся в путь сегодня же ночью.
— Ты пойдешь против воли Хезаля? — спросила Бетина.
Конан усмехнулся.
— Ты быстро все замечаешь, не так ли? — спросил он.
— Я не зеленая девчонка. Отец с четырнадцати лет позволял мне сидеть на собраниях совета племени.
— Прости, — извинился Конан. — Я пошел бы против Хезаля, если б понадобилось. Но я не уверен, поездка на север так сильно противоречит его приказу.
— Если нет, то разве ты не превратишься в марионетку, поступив согласно его невысказанным желаниям, — заявила женщина. — Если ты преуспеешь, то он разделит твой успех. А если ты потерпишь неудачу, он сможет сказать, что ты не подчинился ему, и твои враги в Туране порадуются твоей смерти.