С мрачным удовлетворением она сказала: — Видите теперь, что здесь нет никакого волшебства?
Он прижал ее к себе так быстро, что она задохнулась.
— Это потому, что мы еще не произнесли заклинание. Но мы сделаем это, моя любовь.
— Нет, — она попыталась высвободиться, но он крепко держал ее. Вы мой враг. И вы дали обет Богу.
— Уже нет, Кэтлин. С тех пор, как…
— Вы дали обет безбрачия. Ваша страсть отправит нас обоих в ад!
— А твоя страсть, женщина? — в гневе вырвалось у него. Он схватил ее за плечи и отодвинул от себя. — Будь я проклят, если тебе тоже не нравится это. Тебе нравится, как сливаются наши тела…
— Неправда, Джон Весли Хокинс! — от обиды и унижения слезы покатились у нее из глаз.
Он плотно закрыл глаза и сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться.
— Послушай, Кэтлин. Если бы я был твоим врагом, я давно бы уже снес твою голову с этой прекрасной шеи, — он нежно провел пальцем по ее горлу. — Я бы лишил тебя жизни, украл твоего коня и поспешил бы в Голуэй.
Она понимала, что у него была возможность сделать это. Она также была до глубины души уверена, что он никогда не причинит ей вреда. Но, Боже, насколько все было бы проще, если бы он был просто убийцей.
— Но я же не собираюсь сделать это, правда? — спросил он мягко.
— Потому что не можете.
— А тебе хотелось бы знать, что я собираюсь сделать?
— Меня не интересуют ваши планы.
Его руки снова обняли ее. Несмотря на холодные порывы ветра, было тепло, она чувствовала себя защищенной и… любимой.
— Сядь рядом со мной, Кэт, — сняв с нее шаль, он расстелил ее на песке, затем потянул Кэтлин к себе, и она села без сопротивления, потому что его колдовские чары уже взяли над ней верх.
Он спрятал ее голову у себя на плече. Она подтянула к груди колени. Его рука ласково заскользила по предплечью, медленно и успокаивающе.
— Кэт, я хочу, чтобы ты знала, что я чувствую к тебе.
— Исповедь? — засмеялась она. — А я-то думала, что вы устали от исповедей за прошлую ночь.
— Как приятно слышать твой смех, Кэт. Думаю, ты удивишься тому, что я скажу, потому что еще ни один мужчина никогда не говорил тебе этого.
— Я не слышу ничего, кроме слов англичанина, — ответила она. — Ложь ведь тоже состоит из слов.
— Знаю, Кэтлин. Поэтому я собираюсь любить тебя. Не при помощи слов, потому что не верю, что мой язык может выразить то, что у меня на сердце.
— Я хочу, чтобы ты ощущала мои руки, ласкающие тебя. Когда сердца сливаются так, как наши, слияние тел требует завершения и облегчения.
— А кто говорит о слиянии сердец? Это план вероломного богохульника, — сказала она.
— Мне продолжить, Кэтлин?
— Я не буду слушать вас! Вы будете обращаться со мной как со шлюхой круглоголовых…
— О, Боже, радость моя. Я буду любить женщину, которая прячется внутри тебя. Ты водила мужчин в сражения, но никогда не допускала в свое сердце. Мужчины уважают тебя, подчиняются тебе, но видят в тебе только воина. У тебя никогда не было возможности расцвести.
Она отодвинулась, в то время как ее сердце тянулось к этим сладким обещаниям.
— Вы приняли обет…
— Еще до того, как встретил тебя… — он обнял ее. — Не сопротивляйся мне, Кэтлин. Наша любовь определена не простыми смертными, а силами более мощными и мудрыми.
Он медленно наклонился к ней и мягко, нежно, легко прикоснулся губами к ее губам. Кэтлин попыталась укрепить свою решимость, вызвав образ любимого Алонсо, но картина получилась бледная, расплывчатая, окутанная туманом желания, которое не имело ничего общего с мужчиной из прошлого, а было вызвано настоящим.
«Я не верна, — подумала она. — Где же сила, которой я так гордилась?»
Пылая страстью к женщине, находящейся сейчас в его объятиях, Весли внезапно обнаружил, что его совесть не в ладах с поставленными целями. Он ненавидел себя за то, что вводит ее в заблуждение признаниями в любви, а еще больше за то предательство, которое задумал для нее. Однако даже обвинения в свой адрес не могли сдержать горячей волны, поднимающейся в нем. Подобно морским волнам страсть накатывалась на него, разбивая сомнения и заставляя осознать, что даже если она была бы не нужна ему для освобождения Лауры, он все равно сдвинул бы горы, чтобы обладать этой женщиной.
Она была сладкой и свежей, как роса, соленый привкус мягких губ действовал на него, как одурманивающее зелье. Борясь со стремлением войти в нее и подавить ее протест, он прервал поцелуй и посмотрел в пылающее и испуганное лицо женщины. Против воли, забыв о намерении завлечь ее, он улыбнулся и сказал:
— Я обещал открыть тебе свое сердце.
— Мне не нужны ни ваши слова, ни поцелуи, — произнесла она дрогнувшим голосом, а глаза излучали желание, разбуженное им.
— Кэтлин, жизнь коротка, особенно в Ирландии. Прошлой ночью Том был на пороге смерти. Только каприз судьбы вернул его на этот свет. У тебя очень опасная жизнь. Может случиться так, что однажды ты отправишься в рейд против круглоголовых и не вернешься. Ты можешь умереть, не познав женских радостей.
— Бесстыдный разговор, англичанин. К тому же, мне совсем не хочется умирать. Но если вы думаете, что я жажду ваших поцелуев, то ошибаетесь.
Он зажал руками ее лицо. Усыпанные янтарными крапинками глаза были такими большими и глубокими, что ему показалось, будто он заглянул в вечность. Ее влажные, покрасневшие от поцелуев губы были слегка приоткрыты, словно она собиралась заговорить, но забыла о чем.
Глубоко вздохнув, он приготовился сказать заведомую ложь. Он репетировал ее про себя сотни раз и знал точно, сколько искренности придать каждому слову; старался повторить ту интонацию, которая много лет назад бросала герцогинь в его объятия, интонацию, которая позже заставляла тайных католиков в восторге преклонять колени.
— Я люблю тебя, Кэтлин Макбрайд, — слова получились не совсем такими, как он хотел. Впервые с тех пор, как он был застенчивым юношей пятнадцати лет, уверенный голос Джона Весли Хокинса дрогнул. Слова прозвучали прерывисто и прочувствованно так, как будто он говорил правду.
Ее взгляд выражал испуг, удивление и осторожное одобрение.
«Бог мой, — подумал Весли. — Она верит мне».
Прежде, чем очарование могло разрушиться, он поспешно продолжил.
— Это случилось в первый же день, когда я встретил тебя. Помнишь? Ты стояла и смотрела на меня, будто я привидение. Держалась так прямо и гордо, что тебя можно было принять за идола. Но оказалось, что у тебя кровоточит палец. В тот момент я понял, что имею дело с земной женщиной и что я полюблю тебя.
— Вы слишком многое увидели в случайной встрече.
— Нет, моя любовь. Поразмысли и признай: что-то произошло той ночью. Я надеялся, что это ощущение ослабнет, но оно становилось все сильнее и сильнее. Я дал слово, что не убегу, но связывает меня что-то большее, чем слово. Это чувство, которое охватывает меня, когда я прикасаюсь к тебе; очарование твоей улыбки и уверенность в том, что мы созданы друг для друга.
Она напряглась в его руках. — Нет, Весли.
— Мое имя на твоих губах звучит приятно, как мелодия, сыгранная на сказочной арфе. Произнеси его снова, Кэтлин. — Он поцеловал ее в нежную пульсирующую жилку на шее. — Произнеси мое имя.
— Весли, — ее голос был нежным, дрожащим и полным желания, которое она так тщательно скрывала.
Прошло уже более трех лет с тех пор, как Весли обнимал женщину, но даже если бы это было только вчера, происходящее сейчас было совершенно новым для него. Кэтлин проявляла твердость там, где другие проявляют мягкость, настойчивость там, где другие могли уступить. Она сияла ярким солнцем, в то время как другие были видны на небе, усыпанном бледными звездами.
— Кэтлин. Кэт, — бормотал он. — Тысячи раз я видел тебя в своих снах. Сейчас я посмотрю на тебя в действительности, и ты докажешь мне, какими ничтожными были мои сны.
Нежные слова, которые ему пришлось бы выдавливать из себя любой другой женщине, текли с его губ легко и свободно, как песок сквозь пальцы. Он развязал тесемки на ее блузке. Она ухватилась за нее, в перепуганных глазах стояли слезы.